Понять непостижимое

«Русская душа» как идеологическая конструкция

"Neue Zuercher Zeitung", Швейцария
Феликс Филипп Ингольд (Felix Philipp Ingold),
23 января 2004 года

К выводу о том, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить», а потому разгадать ее можно, только, веря в нее, проникая в ее суть, или умозрительно, - пришел еще 150 лет назад поэт Федор Тютчев. Его строки являются с той поры неиссякаемым источником российской расхожей патриотической лирики. Сегодня их вновь цитируют в националистических кругах как коллективное кредо с целью подтверждения особого статуса России по отношению к Западу.

В связи с тем, что в постсоветской Российской Федерации ни демократическое общество, ни свободный рынок, ни свобода прессы, ни права человека поддержки в основном не получили, но внесли свой вклад в более чем поверхностную «вестернизацию» страны, строки Тютчева, судя по всему, дают политическим силам России, видящим для нее свой собственный путь в будущее, право на сохранение самостоятельности по отношению к европейским институтам (ЕС, НАТО и др.), на свободу от европейских идей и идеалов.

В России все громче раздаются голоса тех, кто настаивает на том, что страна является особенной, и, таким образом, - на ее отличии от евроамериканского Запада. Этому мнению подвержены сторонники всех без исключения идеологий, начиная от старых коммунистов и кончая неофашистами. Оно в одинаковой мире присуще либералам правого толка, раздираемым глубокими разногласиями, евразийцам и национал-большевикам, оно заметно выделяется, становится уже почти доминирующим по отношению к идеям «западников», в целом потерявших свое политическое и интеллектуальное влияние прошлых лет. Западные философские традиции и западная научная мысль в гуманитарной сфере на университетском уровне, конечно, не отторгаются, но большой интерес проявляется теперь к разработке и к прикладному политическому применению того, что называют как «исконно русское мышление». Такое мышление, естественно, русскоцентристское и славянофильское, подменяет систематическую философию бессистемным философствованием. Форма подачи материала имеет, скорее, беллетристический, а не дискуссионный характер. Оно оперирует не понятиями и аргументами и охотно обращается вместо этого к ассоциациям и метафорам, объединяя все с помощью расплывчатых концепций, таких, как «русская идея», «русская душа», «русский менталитет», в столь же расплывчатое «русское мировоззрение».

Принципиальная разница?

Русская «культурология», прошедшая за прошедшие годы путь от сочинений публицистического характера до академической научно-гуманитарной дисциплины, занимается сегодня, прежде всего, исследованием менталитета и демонстрирует «русский характер» под историческим, социально-философским углом зрения, с точки зрения народной психологии.

Впрочем, во многом культурологические трактаты - под такими заголовками, как «Введение в историю русской культуры», «Россиеведение» или «Философия культуры России» - не идут дальше полных клише текстов и иллюстраций, дающих вполне достаточные сведения о коллективном самосознании русизма, но не о его корнях, изменениях, которым он подвергается, и перспективах.

Большая часть излагаемого материала находится в плену идеи оправдания «русского характера», определяет его особенности и вариации, то есть, - отличие от западных типов цивилизации, и постоянно подчеркивает, что Россия в своем своеобразии не может быть понята извне в принципе, извне о ней не могут и судить. Согласно этому материалу, русское самовосприятие ни в коей мере не может быть адекватным самовосприятию у других народов, а к развитию российской истории следовало бы, мол, относиться как к «особому пути».

Действительно «умом не понять», как «национальная традиция мышления» может находиться за рамками мирового философского контекста и рассматриваться почти как заблагорассудится вкупе с политическими, психологическими, социальными и другими компонентами. Но именно это и делает И. П. Смирнов, социолог из Московского государственного университета, в своей статье, в которой перечисляются «особенности русского мышления: «ортодоксальное понимание нации как коллективной личности со своим собственным историческим предназначением»; «склонность к историософическим конструкциям»; «переплетение атеистического и морального как своеобразие художественного восприятия»; «своеобразная, четко выраженная, даже если не разработанная специально гносеология, является причиной наличия таких понятий, как «живость характера», «всеединство», «соборность»; «приоритет духовных ценностей перед материальными в восприятии человека, истории, экономики»; «отрицание гедонистического представления о человеке как субъекте истории»; «отклонение логики от теорий прогресса»; «бессистемность и неакадемичность характера»; «близость к литературной практике (литературоцентризм)»; и, наконец: «не вызывающая сомнений раздвоенность нашего мышления (бинаризм)».

Помощь для политики

В недавно изданном Московским независимым институтом социальных и национальных проблем справочнике «Российская цивилизация» есть большая статья «Менталитет» с разъяснением М. М. Мчедловой. За этим понятием кроется ни что иное, как старая добрая «русская душа». Она представляет собой, как это можно узнать из справочника, «реальность коллективного порядка, находящегося вне зависимости от личной жизни индивидуума». Менталитет относится к сфере неосознанного или частично осознанного, то есть, он не может быть подвержен идеологии, не может быть облечен в понятия и рационализирован.

Тем не менее, автор пытается ультимативно навязывать «принципиальные особенности» русского менталитета, и начинаешь поражаться, как в целом коллективный характер русизма может гармонировать с его коренными духовными (религиозными, как и интеллектуальными) интересами и формами проявления: «приоритет моральных компонентов», «особое понимание взаимоотношений между личностью и обществом», «первостепенное значение вопроса: Для чего мы живем?»; «определяющее влияние религиозного фактора как источника российского менталитета»; и, наконец, что не является неожиданным, обращение к политической сфере: всеобщее восприятие мысли об «активной роли государства», и потому - требование о необходимости «сильной власти» и преобладание среди русских «настроений, ориентированных на государственные интересы».

Ведь ссылаясь на особенности народного характера можно было бы объяснять и оправдывать раздающиеся все громче в России призывы к тому, чтобы в стране были «сильная рука», «сильный лидер», жесткий «государственный централизм». Для нынешнего президента Владимира Путина и его партии «Единая Россия» такая помощь в виде облеченной в научные термины культурологии очень кстати. Она ведь, судя по всему, подтверждает, что «русские», что, разумеется, естественно, предпочитают демократии по западному образцу сильное центристское государство, и что они, что тоже само собой разумеется, в большей степени склонны к культу вождя, личности, чем к самостоятельному и ответственному использованию своих прав на свободы.

Сегодня, как кажется, «культурологически» засвидетельствованный возврат к клише о «русской душе» служит, прежде всего, с целью объяснения всех крупных ошибок и недостатков, которые до сегодняшнего дня препятствовали «перестройке» бывшего Советского Союза в жизнеспособное демократическое государство.

Во всяком случае, начинаешь со скепсисом воспринимать то, что роковые строки Тютчева о том, что Россию умом не понять и в нее нужно только верить, снова переживают большой успех и опять используются в политических целях, если даже ими уже не злоупотребляют. Если бы речь шла, наоборот, о том, чтобы понимать «русскую душу» критическим умом и познавать ее такой, какой она есть: литературная фикция, идеологическая конструкция, кривое зеркало для любого русского, видящего в нем самого себя в качестве личности, а не только в качестве клона русского народного характера.

Перевод: Владимир Синица, ИноСМИ.Ru.