Путинская «твердая рука» подводит Россию

«The Washington Post», США
Майкл Макфол (Michael McFaul),
13 сентября 2004 года

Массовые убийцы, захватившие в этом месяце школу в российском городе Беслане, совершили один из самых отвратительных терактов в мировой истории. Дети и раньше становились жертвами убийств, бывали и случаи, когда от рук террористов погибало больше людей, но трудно представить себе, что кто-то способен намеренно погубить столько ни в чем не повинных детей одновременно.

Президент России Владимир Путин абсолютно прав, заявляя, что не уступит требованиям этих убийц. Граждан необходимо защищать, а те, кто их убивают, заслуживают неотвратимого наказания.

Однако Путин, и государство, созданное им, судя по всему, не в состоянии справиться ни с одной из этих задач. Ужасы Беслана только усугубляются неэффективной реакцией правительства. После этой трагической недели Путину необходимо пересмотреть не только стратегию борьбы с терроризмом, но и весь свой план построения сильного и эффективного государства. Именно это он пообещал российскому народу, заняв пост президента в 2000 г.

Большинство россиян, переживших десятилетие анархии, экономической неопределенности и волну терроризма осенью 1999 г., готовы были аплодировать этим словам. Вакуум, возникший в результате крушения СССР в 1991 г., необходимо было заполнить. Многим россиянам казалось, что Путин - трезвомыслящий, не чурающийся жесткой риторики бывший офицер КГБ - именно тот человек, кто способен справиться с этой работой.

Но путинская стратегия по созданию такого государства строилась в основном на ликвидации сдержек и противовесов, ограничивающих власть президента, а не совершенствовании эффективности государственных институтов. Путин ошибочно приравнивал демократию к слабости, а централизацию власти - к ее силе. Он ликвидировал любые альтернативные источники политического влияния, начав с независимых общенациональных СМИ, затем приструнив региональных лидеров, и, наконец, нанеся удар по российским сверхбогачам. Он «кастрировал» верхнюю палату парламента - Совет Федерации.

В результате успешно проведенной его администрацией предвыборной кампании в декабре 2003 г. нижняя палата - Государственная дума - превратилась в «машину для голосования», послушную политике Кремля. Независимые политические партии и институты гражданского общества также вытеснены на обочину политического процесса.

Все проводимые Путиным политические преобразования были направлены на усиление власти Кремля и ослабление других политических «игроков» и институтов. В результате этой реструктуризации государство не стало эффективнее: возник слабый, коррумпированный и безответственный режим - авторитарный, но недееспособный. Кроме того, в рамках этого режима все решения принимает только сам Путин, и это в такой огромной и сложной стране, с которой один человек просто не в состоянии справиться. В Беслане это государство проявило себя во всей красе.

За пять лет путинских «реформ» полиция, разведка и вооруженные силы не стали действовать лучше. Очевидно, именно эти министерства не смогли помешать убийцам захватить школу № 1 в Беслане. Не извлекли они никаких уроков и из предыдущих терактов. Если у террористов в Беслане были противогазы - а это говорит о том, что они учли опыт последнего кризиса с заложниками в октябре 2002 г., когда власти пустили в здание московского театра смертоносный газ - то российское государство, судя по всему, оставалось в плену у старых дурных привычек: четкое разграничение полномочий между официальными лицами по-прежнему отсутствует, а их реакция невнятна (вступать в переговоры, или нет? Штурмовать школу, или нет?) В обстановке всеобщего хаоса вооруженные жители Беслана по ошибке застрелили нескольких российских спецназовцев.

Солдаты, взявшие в конце концов школу штурмом, действовали геройски. Но об их начальниках этого не скажешь.

Беслан - самый ужасный, но отнюдь не первый теракт в России.

Учитывая этот кровавый список, нетрудно понять, что россияне сомневаются в способности сил безопасности вести войну с терроризмом. Российская полиция отличается не эффективностью, а коррумпированностью. С этой коррупцией ежедневно сталкиваются российские автомобилисты, вынужденные платить взятки гаишникам, и владельцы магазинов, которым приходится подкупать судебных чиновников, чтобы сохранить свой бизнес. В кризисе с захватом школы коррупция также сыграла свою тлетворную роль: сообщения из Беслана указывают на то, что террористам помогал один местный милицейский чиновник. Централизация государственных структур, проведенная Путиным, не привела к особому снижению масштабов взяточничества, но ослабила институты, традиционно противостоящие коррупции, такие как независимые СМИ и по-настоящему оппозиционные политические партии.

В условиях нового режима региональные власти лояльны, но абсолютно беспомощны. Похоже, в Беслане никто не решался действовать, словно ожидая: вот приедет «царь» из Москвы и возьмет ответственность на себя. Единственным местным лидером, проявившим готовность к самостоятельным и решительным действиям ради спасения людей, стал бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, который взял на себя роль посредника, по собственной инициативе вошел в здание школы и вывел оттуда два десятка освобожденных женщин и детей. Получается, что единственным из местных руководителей, продемонстрировавшим решимость и лидерские качества, стал человек, которого Москва отстранила от власти за чересчур независимое поведение.

В условиях путинского режима СМИ боялись передавать правдивые репортажи из Беслана по телевидению, распространяли лживые сообщения о количестве заложников и этнической принадлежности террористов, и не пытались стимулировать общественную дискуссию об эффективности реакции государства на этот кризис. В ходе бесланских событий печатные СМИ проявили некоторые признаки возрождения, но когда газета «Известия» попыталась задавать вопросы о просчетах государства, ее главный редактор был уволен.

Путинский режим слишком неповоротлив и централизован, чтобы учиться на ошибках. Граждане России называют Беслан своим 11 сентября, но до сих пор ни парламент, ни любой другой орган, не попытались создать рабочую группу для независимого расследования этих событий, подобно американской «комиссии 11 сентября». Работа по сбору улик также ведется не слишком интенсивно. После терактов в 1999 г. руины взорванных домов быстро сровняли с землей бульдозерами. Нужных уроков из кризиса с заложниками в театре также, судя по всему, извлечено не было. В бесланской школе представители властей тоже не задержались, и место трагедии заполнили скорбящие родственники.

В пятницу председатель Совета Федерации объявил о планах проведения парламентского расследования - это уже хороший знак. Но поскольку в обеих палатах преобладают депутаты, лояльные к Кремлю, особого оптимизма в отношении его результатов не испытываешь.

В подходе Путина к чеченской проблеме особой эволюции не наблюдается. С точки зрения российского президента все участники чеченского сопротивления - террористы, а военные меры - единственно возможная стратегия разрешения конфликта. Однако на деле российские войска сражаются против нескольких группировок, преследующих разные политические цели.

Некоторые чеченские группировки вступили в союз с «Аль-Каидой» и присоединились к джихаду против западной цивилизации. Но многие другие чеченцы, противостоящие российским войскам, включая большинство официальных представителей правительства, находившегося у власти в республике до начала второго российского вторжения в 1999 г., недвусмысленно осудили теракт в Беслане. Они понимают, что подобные акции наносят ущерб интересам чеченского народа. Это националистически настроенные деятели, готовые к переговорам с московскими властями: они не исключают возможности особого соглашения о суверенитете Чечни, согласно которому она официально оставалась бы в составе Российской Федерации. Со временем они могут стать союзниками Москвы в борьбе с террористами вроде тех, что убили детей в Беслане. Однако до сих пор Путин отказывался вступать в диалог с любыми силами в Чечне кроме собственных марионеток, а нынешняя политическая система, которую он возглавляет, не позволяет оказывать на президента давление с целью пересмотра этой политики.

Последние четыре года советники Путина объясняют отход от демократических процедур как элемент своеобразного обмена свободы на безопасность. Однако Путин не выполнил свою часть сделки - ведь сегодня у россиян стало меньше свободы, но они не чувствуют себя в большей безопасности. В ходе опросов, которые я проводил в России весной, уже проявились признаки недовольства политикой Путина (хотя на саму личность президента оно не распространялось). Отвечая на вопрос, что делать дальше с Чечней, 55% наших респондентов высказались за переговоры, и лишь 36% - за продолжение войны. Однако в условиях путинского режима настроения избирателей мало что значат - ведь в России больше нет демократических институтов, способных воплотить предпочтения граждан в конкретные действия государства.

Ряд откровенных замечаний Путина о слабости российского государства позволяют предположить, что и его не удовлетворяют результаты собственной стратегии государственного строительства.

Однако Беслан породил и критику справа. Некоторые лидеры националистических партий в парламенте потребовали отставки правительства, а другие призывают к созданию еще более авторитарного режима, способного реально разгромить террористов. Как отметил политический обозреватель Михаил Леонтьев, «усиление авторитарного компонента - единственный способ восстановить порядок; а когда страна ведет войну, делать это следует быстро. Это единственный путь». Сторонники жесткой линии впервые намекают, что Путин слишком мягок, слишком либерален, и - как бы невероятно это ни звучало - недостаточно решителен.

Перевод: Максим Коробочкин, ИноСМИ.Ru.