Памятники рукотворные

Савва Ямщиков: «Лукавый старается опошлить любое, даже самое светлое событие»

Мне, состоящему многие годы в президиуме Всероссийского общества Охраны памятников истории и культуры, все чаще приходят запросы о правомочности повального воздвижения монументов, скульптурных групп и памятных знаков в различных уголках необъятной нашей Родины.

Оно понятно, время на дворе окрашено революционными переменами и потрясениями, а тут уж без монументальной пропаганды не обойтись. Вспомните, какое значение придавал этой проблеме вождь первого в мире государства рабочих и крестьян. Страна дымилась от пожаров гражданской войны, голод уничтожал сотни тысяч ее жителей, а скульпторы наспех мастерили памятники знаменитым революционерам, писателям, философам, ученым, даже о персонажах церковной истории не забыли, и хотя бы в гипсе, а увековечили социально близкого разрушителям России Иуду Искариота. Многие из тех времянок недолго уродовали облик русских городов и были спрятаны в запасники или вовсе разрушены. Повторение исторической трагедии, как известно, оборачивается фарсом. Но нынче фарс этот отнюдь не театральный и далеко не безобидный.

Хозяева сегодняшней жизни, празднуя балы сомнительных удач, стараются как можно быстрее увековечить своих кумиров, близких им по духу и крови, забыв о том, что существует специальный параграф, узаконенный ЮНЕСКО, который не рекомендует устанавливать памятники культурным деятелям раньше, чем через пятьдесят лет после ухода из жизни. «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед» - писала Марина Цветаева. Слова юной поэтессы оказались пророческими, творчество ее стало классикой русской литературы, наряду с шедеврами Пастернака, Ахматовой, Гумилева, Мандельштама. Но не им ставят памятники нынешние культуртрегеры. Забыты монументальными пропагандистами Станиславский, Шостакович; Тютчев отмечен лишь скромным бюстиком во дворе московской усадьбы.

Зато облагодетельствовали центр Москвы шемякинскими изваяниями человеческих пороков по соседству с Третьяковской галереей и памятником Илье Репину. Торопится господин Шемякин увековечить память петербургского губернатора Собчака. Американский «земляк» Шемякина Эрнст Неизвестный задумал проект «Памятника Водке». Да-да, водке, господа, в древнем Угличе, где одна из страшных ныне проблем – бич пьянства. Заокеанскому «Микеланджело» плевать на здешние проблемы. Тем более прецедент имеется – болванчики в честь певца российского алкоголизма Венечки Ерофеева уже установлены на трассе «Москва – Петушки». Виктор Астафьев, сам пивший немало, диву давался, видя прославление сошедшего с круга писателя. А Евтушенко заявил, что Венечка пребывает в одном пантеоне с Гоголем. Умри Денис, лучше не скажешь!

В дореволюционной России наиболее значимые памятники строили на собиравшиеся народом пожертвования. Жертвователи вместе со знатоками выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. Монументы возводили с большими временными интервалами, помня о значимости увековечиваемого деятеля и важности события. Поэтому и остались знаковыми на века «Медный Всадник», «Минин и Пожарский», опекушинский Пушкин, микешинское «Тысячелетие России» в Новгороде. Не апологет я тоталитарно-застойных времен, выпавших на нашу молодость, но не могу не признать, что всесильный Вутетич, обладавший неограниченными возможностями и абсолютной властью, сработал всего три монументальных колосса: «Памятник воину-освободителю» в берлинском Трептов-парке, железного Феликса и «Родину-мать» в Сталинграде. Поучиться бы нынешним суетливо плодовитым ваятелям такой сдержанности «хозяина всея советской скульптуры».

Кто в чаду охватившей страну монументальной пропаганды зрит в исторические корни? Разве подумал конвейерный скульптор А. Рукавишников, сажая в неприличную позу у главного входа в Государственную библиотеку Ф. М. Достоевского, как скромный до болезненности писатель отнесся бы к идее быть дважды увековеченным (при чем первый раз блестящим монументом) в Москве, где он только родился и жил маленьким мальчиком. А что бы сказал М. А. Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов несуразной «примусной» композицией того же скульптора. Спасибо московским старожилам, легшим под колеса самосвалов со строительными конструкциями и не давшими надругаться над первопрестольной. Не подумал ваятель, что в нескольких метрах от Патриарших прудов стоит полюбившийся москвичам памятник баснописцу И. А. Крылову; в голову ему не пришло, что Булгаков не один роман о мастере написал, многие его почитают за «Белую гвардию» и «Бег».

А разве прислушались облагораживающие Манежную площадь торговыми точками и фонтанами к мнению специалистов и хранителей исторической памяти? Разве подумали они, прежде чем дать разрешение щедрому дарителю Церетели высаживать примитивный зверинец рядом со святая святых Могилой Неизвестного солдата, о жертвенном подвиге миллионов убиенных на полях Второй Мировой.

Неужели не дрогнуло сердце у заказчиков и проектировщиков, когда смотрели они чертежи планы экспозиции возводимого на Стрелке монструозного Петра I? Ведь было понятно, что исказит до неузнаваемости это «восьмое чудо света» облик столицы, загородит вид не на один Храм Христа Спасителя, но и сам Кремль невозможно будет разглядеть с Воробьевых гор.

Лукавый так и старается опошлить любое, даже самое светлое событие, каким два года назад, стал 1100-летний юбилей Пскова. Напрасно пытались мы доказать местным властям, что глупо в рамках одного торжества открывать сразу два памятника основательнице города Святой Равноапостольной княгине Ольге с интервалом в один день. Самый веский аргумент московских ваятелей З. Церетели и В. Клыкова: монументы устанавливаются безвозмездно.

Безвозмездно для Пскова, хотя, сколько ушло денег на затраты по установке и благоустройству, одному Богу известно. Но и самим «данайцам» дары их кто-то оплатил, ибо бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Может, не надо щедрым москвичам делать из псковичей земляков щедринского города Глупова, а лучше отреставрировать разрушающиеся нерукотворные памятники Святой Ольге – древние псковские храмы?

Псков находится в катастрофическом положении, а состояние его архитектурных сокровищ сравнимо разве что с последствиями военных лет. Но у нас совсем забывают о том, что оставлено в наследство талантливейшими мастерами Древней Руси и не гнушаются рядом с обветшавшими жемчужинами, а иногда и руинами, ставить новенькие памятники, выглядящие, словно заплата на драном кафтане. Сказано в Евангелии: «И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты; ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже».

Забывают современные скульпторы и их заказчики (да и знают ли?) – церковные каноны исключали круглую скульптуру и установку памятников святым. Храм, икона, фреска плоская резьба, мелкая пластика, книжные украшения – вот основной набор древнерусских мастеров. Мне понятно, что снятие запретов и отмена атеистических изуверств побудили современных художников приложить свое дарование к прославлению подвигов молельников и подвижников православных. Я приветствовал установку памятника Преподобному Сергию в Радонеже и даже помогал скульптору В. Клыкову преодолеть запреты на его открытие. Радовалось мое сердце, когда во дворе Марфо-Мариинской обители, где проработал четверть века, тот же мастер с чувством меры и такта поместил изящную скульптуру Святой Елизаветы - основательницы монастыря княгини Елизаветы Федоровны.

А дальше пошел в буквальном смысле поточный метод изготовления штампованных поделок. И сегодня докатился этот поток до тихого поселка Борисоглебский Ярославской области, где рядом со стенами прославленного монастыря Святых Бориса и Глеба должен быть воздвигнут очередной церетелевско-данайский дар — десятиметровые бронзовые изваяния Преподобного Иринарха, благословившего Дмитрия Пожарского на борьбу со смутой, и воина-монаха Пересвета.

Меня не интересуют депутатские и административные склоки. Как специалист по древнерусскому искусству, без малого полстолетия посвятивший спасению и реставрации церковного культурного наследия, я обращаюсь к благословившим впавшего в монументальный угар Церетели: остановите беспредел, вспомните о евангельской заплате на ветхой одежде Борисоглебского монастыря.

Савва ЯМЩИКОВ.