Отставка, которой ждали

Отставки Андрея Илларионова ждали ровно год: с тех пор как президент Путин заявил, что покупка «Юганскнефтегаза» осуществлена «абсолютно рыночными методами», а Илларионов ту же сделку назвал «аферой года». Тут уж, как говорится, можно проповедовать атеизм, но нельзя же при этом работать в семинарии.

Вероятно, Илларионов ожидал, что его уволят, даже нарывался на скандал, потому что, чем больше скандал при уходе, тем выше статус в оппозиции. Но Илларионова не уволили, а стали мелко мучить. Знаете, есть способы: например, послать человека в одну неделю на три совещания во Владивосток, Краснодар, а потом в Омск и чтобы на каждом совещании не было никого выше депутата местного ЗАКСа. И выговор, выговор, если не доехал до Омска.

Кремль не уволил Илларионова потому, что у Кремля не было с ним идейных разногласий. Да, Илларионов – отмороженный либерал, но кто сказал, что Кремль не либерален? Разве президент не требовал прекратить «налоговый терроризм»? Не заявлял о нерушимости приватизации? Не разворошил осиное гнездо льгот, в которое не сунулся даже Гайдар?

Никакого идейного отвращения к либерализму Кремль не испытывает. Морская звезда переваривает решительно все, до чего дотянется вывернутым желудком, но идей при этом у звезды нет – есть физиология. Идейных разногласий у кишечнополостных ни с кем быть не может. В этом-то и беда Илларионова: у него были идейные разногласия с Кремлем, а у Кремля с ним – не было.

Похоже, Илларионов попал в Кремль не столько благодаря убеждениям, сколько благодаря пламенной нелюбви к Анатолию Чубайсу. Твердокаменные питерцы сочли, что такой либеральный враг Чубайса может быть полезен, как диверсант, высаженный в тыл, и, вероятно, очень удивились, когда поняли, что диверсант не готов воевать в рядах чужой армии на контрактной основе.

Использовать Илларионова было можно – договориться с ним было нельзя. Знакомый олигарх однажды объяснил мне свое плохое отношение к Илларионову: «Казалось бы, он решает вопрос, как нам выгодно. Думаешь, договорились: ан нет, при другом вопросе бьет в бок!»

Это неприемлемое для папуасского племени или российской элиты качество – намерение «решать вопрос» исходя из своего, пускай предвзятого, отношения к вопросу, а не из отношений с теми, кому вопрос выгоден, – портило Илларионову жизнь во власти и теперь будет портить ее в оппозиции, ибо наша оппозиция, перестав быть властью, папуасские обычаи сохраняет в неприкосновенности.

Тем не менее, Илларионову удалось внедрить в Кремле несколько простых идей. Ему мы во многом обязаны стабфондом, и, похоже, именно его цитировал президент Путин после своей июньской встречи с президентом Мексики Висенте Фоксом, когда заявил, что «высокая стоимость нефти мешает развитию российской экономики, но наша страна не может влиять на цену «черного золота».

Правда, в изложении президента эта либеральная аксиома прозвучала как-то странно, словно он обвинял Запад в заговоре против России. Сволочи какие, цену вздувают!

Последний год советник президента играл роль шута, которому позволено говорить правду, так как его никто не принимает всерьез. Дилемма, стоявшая перед ним, была проста: правда в России стала неконструктивной вещью. Кто говорит правду, становится маргиналом и не решает никаких государственных проблем. Чтобы решить государственные проблемы, надо молчать; так как ты молчишь, тебя все равно не слушают, и в результате проблем России ты не решаешь, но какие-то свои – вполне.

И все же Илларионов ушел не в прошлом декабре, а в этом.

Почему?

ЮКОС ЮКОСом, но еще полгода назад президент Путин мог посетовать на «высокую стоимость нефти». Теперь ситуация изменилась. Путинская Россия позиционирует себя как великая сырьевая держава. Мы выбрали оружие, с помощью которого будем противостоять Западу, и этим оружием оказался не марксизм, не ракеты, а газовая труба. Заграничные поездки президента напоминают road show «Газпрома». В Турции он открывает «Голубой поток», в Японии и Корее ведет переговоры о трубе, и в угрозах президента Украине нетрудно уловить суровый ультиматум человека, которому после 2008 года политологи прочат пост главы «Газпрома».

Словом, переиначивая классика: мы говорим «Кремль» – подразумеваем «Газпром». Мы говорим «Газпром» – подразумеваем «Кремль». Или, как сказал Илларионов, «я на работу в такое государство не поступал, контракт с ним не заключал и присягу ему не давал».

Юлия ЛАТЫНИНА,
«Ежедневный журнал».