Статья опубликована в №32 (301) от 23 августа-29 августа 2006
Общество

Август нашей надежды

Пятнадцать лет назад у всех нас появился шанс на свободу
 Лев ШЛОСБЕРГ 23 августа 2006, 10:00

Я очень хорошо помню утро понедельника 19 августа 1991 года. В минуту девятого утра меня разбудила мама и со словами: «Ты послушай, что говорят!» включила радио. Читали обращение советского руководства к советскому народу.

Несанкционированный пикет у памятника Пушкину

Псков. Летний сад. Несанкционированный пикет у памятника Пушкину. 19 августа 1991 года. Фото: Изот Журавский

Я прослушал несколько слов, понял, вскочил и выругался. Первый (и до сих пор единственный) раз в жизни я начал утро с нецензурщины.

Эти мерзкие твари нагло вмешались в мою жизнь, в мои планы.

Я понимал, конечно, что они не уйдут спокойно, в 1991 году это уже сознавалось отчетливо, но чтобы вот так – в лоб, на танках и через телевизор с «Лебединым озером» наперевес – как-то не представлялось. Но кто и когда знает заранее, каким образом хунта полезет в твой дом?

Телевизор и радио работали в таком стиле, как будто кто-то умер из членов Политбюро ЦК КПСС и в стране объявлен общесоюзный траур.

Был понедельник, и надо было идти на работу, в центр, к сотрудникам, и решать, что делать.

Несанкционированный пикет у памятника Пушкину

Псков. Летний сад. Несанкционированный пикет у памятника Пушкину. Информация из Москвы. 19 августа 1991 года. Фото: Изот Журавский

Тогда я еще не знал, что начинается один из самых длинных дней в нашей жизни: день девятнадцатое – двадцатое – двадцать первое – августа – одна тысяча – девятьсот – девяносто первого года. День длиной почти шестьдесят часов, день без сна, день какой-то безотчетной уверенности, что все будет нормально. Я и сейчас не могу это объяснить рационально, но утром 19 августа я сказал маме: «Не волнуйся, все будет нормально».

Работы, конечно, не было никакой. Мы сели и решили: что можем, то сделаем. Это было общее решение людей, сильно волновавшихся и сильно переживавших, но – решившихся.

Псков. Октябрьский проспект

Псков. Октябрьский проспект. Кафе «Лакомка». 20 августа 1991 года. Фото: Лев Шлосберг

Я сел писать листовку.

Рукописный текст родился очень легко, точно все уже состоялось внутри и надо было только записать свой внутренний голос.

Я нашел этот лист в домашнем архиве и перечитал сейчас, 15 лет спустя.

Вот что тогда получилось:

«ЛЮДИ!

В ночь на 19 августа в нашей стране произведен военно-государственный переворот. Воспользовавшись отъездом на отдых законно избранного президента СССР и прикрываясь насквозь лживой фразой о его болезни, группа высокопоставленных должностных лиц самочинно объявила о взятии власти в стране. Убогие умом, они не придумали ничего нового.

Произошло то, о чем в декабре 1990 года предупреждал Шеварднадзе. Ему не поверили. Над ним смеялись. Теперь не до смеха.

Владеющие информацией люди неоднократно требовали отставки Лукьянова, Язова, Крючкова, Пуго, Павлова как явных заговорщиков, вдохновителей и организаторов переворота. Список новоявленного чрезвычайного комитета не оставляет сомнений в том, кто был прав.

Большинство из нас еще не осознало, что произошло. Люди, гробившие нашу страну с 1917 года, в полном соответствии со своими принципами, рвут власть к себе просто потому, что эта власть дала им все, вплоть до персональных самолетов и домов. Они пошли ва-банк, учуяв, что еще чуть-чуть – и теплые места будут потеряны безвозвратно. Им есть что терять и они будут стоять насмерть.

Им глубоко плевать на народ. Достаточно упомянуть инфарктный обмен денежных знаков в январе и грабительское повышение цен в апреле. Теперь очевидно, что эти меры были провокационными и подлили масла в огонь – огонь, всегда необходимый для прикрытия и сокрытия бандитизма. Их призывы к народу – наглая спекуляция на его ежедневной трагедии и неслыханный цинизм.

Не дадим обмануть себя. Не продадимся за продукты, которые будут вытащены из военных запасов.

Отдадим себе отчет в том, что захватившие власть самозванцы есть политические уголовники государственного масштаба и их законное место только одно – на скамье подсудимых. Нет сомнения, что там они в конце концов и окажутся.

Наша страна для них – дармовая кормушка, и ничего больше. Они переписывают историю, растаптывая прошлое. Они отравляют нашу жизнь в настоящем и в прямом и в переносном смысле слова. Им глубоко безразлично будущее, если в нем не отыщется для них сытое место. Они – самоубийцы, готовые для достижения собственных целей пожертвовать миллионами жизней, история наша – незаживающее тому свидетельство.

Но эта страна – наша Родина. В ней жить нашим детям и внукам. В ней, в конце концов, живем мы сами сегодня. Не будет у нас другой Родины.

Не бойтесь. Страх в душах людей – главное оружие, на которое рассчитывали чрезвычайщики. Они – временщики. Тому, что они творят, есть одно определение – агония.

Останемся верны единственно законной избранной нами власти – Верховному Совету РСФСР и Президенту РСФСР. По всем нормам международного права, решения Государственного комитета по чрезвычайному положению являются стопроцентным беззаконием. Эти бесчестные низкие люди, несомненно, ответят за каждое свое слово, за каждую каплю крови, которая, не дай Бог, будет пролита по их преступным приказам.

Мир изменился. Возврата к старому не будет.

Ночь пришла ненадолго.

Мы будем свободны.

19 августа 1991 года.»

Александр Прокофьев, депутат облсовета

Александр Прокофьев, депутат облсовета. Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г. Фото: Изот Журавский

За всеми этими утверждениями не было никакой точной информации, только – интуиция и уверенность, что так все и будет.

Мы уже год как арендовали компьютер, но я все еще не научился на нем работать и по каждой мелочи просил компьютерщика, что очень его раздражало.

Игорь взялся перепечатывать рукопись. Попросил закрыть дверь изнутри, занавесил окна. Отпечатал, кажется, три экземпляра на игольчатом принтере. Уничтожил файл и отформатировал жесткий диск. Вот так было.

Вход на стадион «Машиностроитель»

Псков. Улица Николая Островского (ныне Кузнецкая). Вход на стадион «Машиностроитель». 20 августа 1991 года. Фото: Лев Шлосберг

С каждым выпуском новостей по радио и телевидению мы пытались услышать о каких-то изменениях, понять, что происходит в стране на самом деле.

Самыми тяжелыми были первые часы, когда еще не пришла информация о том, что кто-то сопротивляется в Москве, что не все подчинились ГКЧП, что есть Верховный Совет России и есть Президент, и они не арестованы. Сотовой связи не было, Интернета не было, мы звонили в Москву кто кому мог и спрашивали одно и то же: что у вас там? Что вы делаете?

Уже днем 19 августа небольшая группа людей во главе с Венедиктом Достоваловым, Надеждой Доновской, Надеждой и Юрием Ивлевыми встала на площади Летнего сада у памятника Пушкину, расставила деревянные щиты-раскладушки, на которых были прикреплены переписанные на ватмане Указ Ельцина о неисполнении распоряжений ГКЧП, призыв Руцкого к военнослужащим Советской Армии и плакат: «Требуем привлечь к суду организаторов государственного переворота. Призываем псковичей к политической забастовке и гражданскому неповиновению «ГКЧП». Над всей этой конструкцией был прикреплен российский триколор (в то время еще флаг российской оппозиции). Рядом с ним стояла пожилая женщина с плакатом «Демократы России – за единый и неделимый Союз, за реформы в интересах трудящихся, за порядок и законность».

Здесь же раздавали размноженные на пишущих машинках и первых ксероксах заявления и обращения руководства России. Стояла белая кухонная табуретка, на ней лежала папка-скоросшиватель, в которую собирали подписи граждан против ГКЧП и в поддержку российских лидеров. Около несанкционированного пикета постоянно находились несколько десятков человек, люди тянулись к информации из Москвы, как к кислороду, буквально ловили каждое слово. Прямо на стенд поставили рижский радиоприемник VEF с антенной, слушали «Свободу» и другие станции.

Информационная блокада была прорвана.

Псков, улица Пушкина

Псков. Улица Пушкина. 20 августа 1991 года. Фото: Изот Журавский

И – главное – люди видели, что что-то происходит и здесь, в провинции, что можно вот так выйти на главный проспект города и требовать суда над ГКЧП. И никто не арестовывает этих людей. И даже не разгоняет.

А потом была знаменитая навсегда пресс-конференция ГКЧП в пресс-центре МИДа, и это был первый луч надежды: если журналисты задают такие вопросы, то ничего не потеряно. И лица этих политических трупов с погасшими глазами, эти трясущиеся руки Янаева… Стало ясно: они – не победят. Как – не ясно пока, но – не победят ни за что.

С очень большим волнением мы ждали ночи. Понимали – если путчисты решатся на штурм, то именно ночью. И с каждым часом жизни «Белого Дома» на Краснопресненской набережной росли наши общие шансы на победу.

Вечером я без звонка поехал к Игорю Савицкому. Он жил тогда на Рижском проспекте в двухкомнатной «хрущевке».

«Что, Лев, листовку привез?» - это были первые слова Савицкого, чуть ли не до «здравствуй». - «Ты откуда знаешь?» - «Я был уверен, что ты приедешь». Ну вот так мы все и были уверены друг в друге.

Псков, улица Некрасова

Псков. Улица Некрасова, дом 23. Вход в помещение Псковского городского комитета КПСС и областного комитета ВЛКСМ. 24 августа 1991 года. Фото: Изот Журавский.

Я показал ему распечатку. Дома у Игоря, на двухметровой кухне, стоял маленький, на А4, ксерокс Canon, так называемый «помощник бухгалтера». Им решено было пожертвовать. Размножать листовку решили с третьей копии, чтобы не смогли определить принтер. Одели перчатки, откатали что-то около трех тысяч копий, картридж закончился. Листовки еле поместились в большой дипломат. Савицкий сначала думал утопить ксерокс в Великой, потом в голову пришла более оригинальная идея: заменить картридж и поставить технику в областное УВД. Где-где, а там искать не будут. Не знаю до сих пор, поставил ли.

Листовки начали разносить той же ночью по почтовым ящикам. Сейчас трудно себе это представить, но закрытых подъездов не было – ни кодовых замков, ни ключей. Тираж листовок был по нынешним меркам никакой, распределили по 500 штук между несколькими людьми, разошлись по разным районам. Два часа – и все разнеслось.

Николай Панов, народный депутат СССР

Николай Панов, народный депутат СССР. Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г. Фото: Изот Журавский

Мы понимали, что это – капля в море, надо как-то дать понять как можно большему числу людей, что есть сопротивляющиеся и надо сопротивляться.

Что делать? Ясно что – писать лозунги на стенах и заборах, что же еще.

Я и мой тогдашний заместитель Юра Миронович зашли по домам, взяли водоэмульсионную краску и кисти. На несколько минут я включил и настроил радио. Сквозь игольчатый мусор эфира пробивались передачи с площади перед Верховным Советом в Москве. Был сплошной прямой эфир. Там, на площади, находились десятки тысяч людей, они держали эту всесоюзную оборону, и были готовы стоять против войск.

Валерий Никольский, диссидент

Валерий Никольский, диссидент. Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г. Фото: Изот Журавский.

Спать было невозможно. Сидеть на месте было невозможно.

Нашим личным постом был ночной августовский Псков.

Два десятка лозунгов были придуманы еще днем, оставалось только найти для них место. «Хунта, мы смеемся над тобой!» «Мир готов сражаться за нас. А мы?» «Фашизм в твоем доме. Проснись!» «У вас трясутся руки, Янаев!». «Свобода или страх. Выбирай!». «Граждане! Идет проверочка на фашивость. Будьте бдительны!» No pasaran! «Хайль Янаев???» Много было лозунгов. Никогда раньше и никогда потом я не оказывался в такой роли – рисователя настенных надписей. Мы не особо скрывались. Никогда раньше я не ощущал с такой силой, что защищаю свое право на жизнь. На нормальную жизнь.

Улица Ленина 20 августа 1991 года

Псков. Улица Ленина. 20 августа 1991 года. Фото: Лев Шлосберг

20 августа вышла в свет «Псковская правда» с «Заявлением советского руководства». Были опубликованы все документы ГКЧП. Стало «официально ясно», какую позицию занимают местные власти. Они сами молчали, конечно. Просто ретранслировали весь этот бред ГКЧП. В ответ появились новые лозунги: «Очистим Псков от местных Янаевых!» «Позор тем, кто молчал!» Их рисовали уже следующей ночью.

Это была вторая бессонная ночь, с 20-го на 21-е. Мы физически чувствовали, что хунта выдыхается, и вопрос не в неделях даже – в днях. Когда пришла информация о гибели троих парней, стало ясно, что это – Рубикон. Дальше – или еще большая кровь, или полное поражение путча. Кровь не только слепит, кровь отрезвляет.

Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г.

Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г. Фото: Изот Журавский

И до сих пор ничего не было известно о Горбачеве. Люди обсуждали, жив ли он, жива ли семья. Горбачев был уже очень не популярен в то время, особенно после победы Ельцина на президентских выборах в России, чему он пытался неудачно противостоять, но в тот момент это был человек, которому искренне сопереживали. Не то что ему всё простили, нет. Просто мы понимали – он в реальной опасности. Если его спрятали, то могут и убить.

У меня дома оказался почти самодельный перестроечный еще значок с портретом Горбачева на одной вертикальной иголке, такие носили на лацкане пиджака. Я не помню даже, как он у меня оказался, я его никогда не носил. Горбачев не был для меня ни кумиром, ни признанным политическим лидером. Но 19 августа я надел этот значок на куртку, именно этот, а не значок Ельцина, потому что именно значок с лицом Горбачева стал в тот момент символом протеста против насилия.

И я видел, как по-разному люди реагировали на этот значок. Как смотрели одни и как – другие. Как в автобусе кто-то старался чуть ли не вдавиться в корпус, чтобы отодвинуться от меня на максимальное расстояние. Так мы и отходили с Горбачевым все три дня.

Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г. Фото: Изот Журавский

Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г. Фото: Изот Журавский

21 августа, в среду, было ощущение стремительности невидимых для нас развивающихся событий. Гибель трех демонстрантов сделала наше общее состояние взведенным до предела. Мы ждали развития событий и просчитывали варианты – не только в Москве, но и в Пскове.

После обеда пошли противоречивые сообщения о срочных перемещениях по воздуху. Хунта летит к Горбачеву. Руцкой летит к Горбачеву. Москва ждет Горбачева. И, наконец, почуяв исход дела, Ельцину стала присягать советская партийная элита: до сих пор помню переполненную журналистами пресс-конференцию почему-то Вольского и Владиславлева с невероятным в той атмосфере пиететом к Ельцину. Кажется, только у них нашлось в тот момент время пообщаться с прессой. Стало ясно – если эти завели такую песню, то ГКЧП – конец. У таких товарищей чутье не ошибается.

И – никогда не забуду – пресс-конференцию Горбачева, в том же зале МИДа, где еще несколько дней, несколько десятков часов назад сидел ГКЧП, и встающего среди прессы великого Юрия Карякина и его возглас, его почти крик: «Михаил Сергеевич! Ну неужели, неужели вы не видели по этим поганым рожам, что это стопроцентные негодяи???!!!» Горбачев ничего не ответил по существу. Он пытался успокоить Карякина, утихомирить, посадить на место.

Сергей Шаталов, депутат ВС РСФСР

Сергей Шаталов, депутат ВС РСФСР. Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г.

Горбачев не сказал ничего такого, что позволяло бы ему остаться в политике. Ни слова. Он ничего не переосмыслил, ни в чем не покаялся, ни к чему не призвал. В этот момент я понял, что СССР больше не будет. Как – не ясно, но – не будет.

И был выпуск «Новостей Пскова» № 34 от 23 августа с огромными буками «ПОБЕДА» - больше, чем логотип газеты, такого никогда потом не было.

И был день 24 августа, псковский «митинг победителей» в Зеленом Театре, а перед этим Андрей Щеркин уже предпринял попытку поднять флаг России над Псковским Домом Советов, а его сняли (но отдали в руки), и они с Андреем Шматковым и Венедиктом Достоваловым сфотографировались на фоне этого Дома, где еще витал дух КПСС. Как победители этого духа.

Какие были лица тогда! Мы понимали, что такого дня больше не будет никогда, что это – история, и казалось, что произошедшее столь огромно, что хода назад уже не будет, что это просто невозможно, и такой народ уже не позволит себя унизить и обмануть никому.

Это было всего пятнадцать лет назад. Потом были «шоковая экономическая терапия» 1992 года, политический кризис и расстрел парламента в 1993 году, насильственный референдум по Конституции, война в Чечне, президентские выборы «Голосуй, или проиграешь!», национальный дефолт, вторая война в Чечне и новый идол.

Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г.

Псков. Зеленый театр. 24 августа 1991 г. Фото: Изот Журавский

Мы ушли так далеко от 1991 года, как не могли себе представить тогда. Никто не мог представить. Дух свободы не стал духом успеха миллионов, и та самая сила, которую, казалось, одолели в августе, вывернулась, вернулась, и взяла свое, и подмяла целую страну, как будто ничего и не было.

Но – было. Было! Для тех, кто в те три дня августа 1991 года принял для себя личное решение, это стали дни навсегда. Они никуда не исчезли, не испарились, они – в нас. Мы знаем, мы помним, как выглядят лица людей, когда они чувствуют себя свободными людьми. Как они светятся.

А у хунты взгляды тухлые, мы это очень хорошо усвоили.

Мы еще увидим свет Солнца в глазах.

На эту тему

Данную статью можно обсудить в нашем Facebook или Вконтакте.

У вас есть возможность направить в редакцию отзыв на этот материал.