Чёрные и Белые линии Куликова из Опочки

Когда в стране духовная чума и голод, место подлинного художника - со своим народом, во взывающей о праве на человеческое достоинство толпе

В. Н. Куликов. Автопортрет. Бумага, угольный карандаш. 1991 г.

В помещении «Белой Галереи» (Псков, ул. Гоголя, 10) с 16-го июля проходит (и вскоре будет завершена) выставка «Чёрное и Белое». В ней 25-ю отборными работами представлена великолепная рисованная графика Валерия Николаевича Куликова (р. 1937 г.).

При встрече с искусством Куликова из Опочки (такова обычная подпись живущего сегодня в Санкт-Петербурге автора) превалирующее, не оставляющее чувство - радостное удивление, переходящее в восторг: удивление от того, что есть же, работают в наше время и такие художники! Валерий Николаевич Куликов - модернист (современный творец) в высоком и положительном смысле этих слов. Он совершенно свободен от какого-либо разлагающего веяния «постмодерна» [ 1 ], а ведь такая свобода сегодня уже почти невозможна; она и сама по себе воспринимается как величайшая заслуга. Это значит, что современность (а с нею и вся мировая история) для В. Куликова не кончены, христианские ценности сострадания и борьбы за красоту и справедливость - само противостояние добра злу - не стали ненужной и ничего не выражающей архаикой.

Модернизм Куликова несомненен. Он уверенно и ярко принадлежит той Современности искусства, которая была открыта импрессионизмом во Франции 2-й половины XIX века, но сохраняет актуальность и до настоящего момента: в той мере, в какой продолжается для искусства сама его жизнь, противящаяся срыву в постмодерновое «посмертие».

Такие значимые для человечества авторы (бывшие субъектами всемирного стилевого развития в ХХ столетии), как П. Пикассо, А. Матисс, Р. Гуттузо [ 2 ], не являются для В. Куликова объектом ученического подражания - некой недосягаемой вершиной, на которую лишь издали ориентируется художник. [ 3 ] Нет, «в обществе» Пикассо и Гуттузо В. Н. Куликов предстаёт как субъективно равный, между ним и перечисленными авторами продолжается содержательный диалог.

В. Н. Куликов. Нищий на Невском проспекте. Бумага, угольный карандаш. 1992 г.

Будучи современным художником, В. Н. Куликов напрямую, «по праву первородства», является наследником мировой и, в особенности, русской реалистической традиции - всех её нашедших место в истории изводов (от академического искусства времен Барокко и классицизма к критическому реализму демократов-передвижников и до «социалистического реализма» в его светлых проявлениях).

Не подлежит сомнению, что В. Н. Куликов - автор глубоко русский, т. е. исполненный в социальном плане гуманистических идей справедливости. Но - как всегда бывает с большими художниками - национальная природа и идея его дара раскрываются именно через полную вовлечённость в поток европейского и мирового искусства ХХ века.

В. Н. Куликов окончил институт им. И. Е. Репина Академии Художеств СССР в 1979 г. по факультету живописи (мастерская Е. Е. Моисеенко). Казалось бы, по возрасту это произошло для художника непоправимо поздно, когда ему было уже за сорок. Но, по-видимому, сама его зрелость в пору осознанного ученичества помогла В. Куликову благодарно и в столь полной мере воспринять, творчески вобрать в себя драгоценные основы академического образования. Его обучение было необыкновенно плодотворным: «семена» пали на исполненную жизненной силы «почву».

Мастерство Куликова-рисовальщика велико, отточено, остро, безошибочно, элегантно. Художник полностью владеет отзывчивой, трепетной и живой линией, раскрывающей всю форму изображаемого в двух-трёх штрихах. Мало кто сегодня работает так: сразу набело - и безошибочно, «в самое яблочко»! Это умение приходит лишь к избранным - в результате высочайшей академической школы.

В. Н. Куликов. Уличный художник и его модель. Бумага, угольный карандаш. 1988 г.

Евсей Евсеевич Моисеенко (1916 - 1988) был мастером большой силы и ярким педагогом, комплексное влияние которого (в той или иной степени) сопровождает творческую судьбу почти всех его многочисленных учеников. У В. Н. Куликова «остаточное» воздействие Моисеенко более заметно в живописи. Но характерно, что и в живописи своей (быть может, также это обусловлено учителем?) Куликов - преимущественно график. В полотнах этого автора колористический дар остаётся на втором месте. По-видимому, трагизм, бескомпромиссность сочетания чёрного и белого ближе Куликову, его суровой и ясной нравственной природе.

В живописных произведениях (например, в недавно подаренной Псковскому музею серии натюрмортов) [ 4 ] В. Куликов, как и в своей графике, тяготеет к работе с пятном и линией, с контрастом белого, почти не тронутого цветом грунта и насыщенных по тону (т. е. в пределе чёрных) участков холста. Колорит Куликова часто несёт в своей основе кобальтовый синий цвет. Разнообразные зелёные тона воспринимаются как тёплые в соседстве с этим потусторонним, космическим синим.

Синий цвет в живописи Куликова, глубокий и таинственный, родствен по своей мистичности лилово-фиолетовым оттенкам М. Врубеля и русскому символизму в целом. Вообще, В. Куликову (как всем подлинным художникам) в высокой степени присуща некая подспудная тайна, проглядывающая и силой искусства прозреваемая в обыденном. Эта символическая наполненность будничного, реального делает Куликова в особенности петербургским автором и рождается, в конечном счёте, от духа («гения места») этого неисчерпаемого для культуры города.

Помимо жанровых зарисовок, для творчества автора необычайно важна его мифологическая и архетипичная серия «В Летнем саду» (практически не представленная на псковской выставке). В ней сюжетное, игровое и театральное начало переносится художником на причудливую ночную жизнь мраморных статуй «Летейского сада» [ 5 ]. Но и в изображении живых людей Куликов тяготеет к статуарной отточенности формы.

В. Н. Куликов. Модель (в мастерской). Бумага, угольный карандаш. 1992 г.

Мы помним довольно страшные и голодные годы последней русской революции (1989 - 1994 [ 6 ]. Ставший вновь Петербургом «Ленинград» - с чудовищным «муравейником» его Сенной площади, с наполненным тёмным сбродом Невским проспектом и задохнувшимися в безысходности «спальными» окраинами - представлял собою зрелище, мягко говоря, неординарное. Город словно кричал на разные голоса от боли и ужаса, громко, настоятельно требуя творческого осмысления, воплощения в искусстве.

Кому-то покажется, может быть, что работа на улице для серьёзного художника унизительна, что подлинный высокий мастер, как ни было бы ему голодно и плохо, не опустится до роли наёмного «таксиста», не выйдет «на панель» [ 7 ]? Такой взгляд - ханжество и глупость. Когда в стране духовная чума и голод, где и быть подлинному художнику, как не со свои народом, в гуще его жизни, во взывающей о праве на человеческое достоинство толпе? Внутренняя обязанность подлинного творца в полной мере разделить судьбу Родины - её бедствия и нищету, её негасимую (и ещё предстоящую) славу.

В. Н. Куликов несколько лет работал на смятенном, вздыбленном социальными потрясениями Невском проспекте, который поставлял неисчерпаемый материал зоркому рисовальщику. Быстрое уличное портретирование достигло в его исполнении технической отточенности, лаконизма и просветлённой образной силы. Но не оно сделалось главным содержанием работы Куликова. Мастера большого социального дарования с неизбежностью влекли многообразные жанровые сцены. Он запечатлевал не только работу за этюдниками своих собратьев по «цеху». Его моделями становились бесчисленных нищие, гнездившиеся в подземных переходах и у богатых витрин. Благодаря художнику перед нами предстают вживе канувшие уже в Прошлое уличные цветочницы, торговавшие при входе в метро, музыканты, собиравшие деньги в помощь воюющему Приднестровью. А за всем (под или над всем) - великий, туманный, грозный, но такой неисповедимо, блаженно прекрасный Петербург! Экстатическую красоту этого Города Куликов передаёт нам, как правило, лишь через детали фона, скупо и целомудренно, но всегда с предельной точностью и как самую сокровенную ценность. Город - вот центральный лирический герой, собирательный образ его провидческих, неустанно множимых творений.

Когда мы рассматриваем удивительную по выразительности и нравственному наполнению петербургскую серию В. Н. Куликова, созданную в 1980-90-е годы, важно с достаточной ясностью сознавать сам феномен Петербурга - в его историческом, культурном и даже мистическом значении, для нашей современности и для вечности. Именно Санкт-Петербург (как «Новая Москва», сменившая «старую» и ставшая с нею вровень) несёт и в наши дни достоинство священной русской столицы; так было и есть во всю послепетровскую смысловую половину отечественной истории. Метаисторическое первенство Петербурга перед Москвой переездом «советского правительства» на юго-восток в марте 1918 года вовсе не было прервано, снято. Возврат столичных функций Москве был только одним из актов тотальной войны большевиков против России и геноцида её народов. «Нервный узел» русской истории, эпицентр духовной жизни нашей страны пребывали в «Ленинграде» в десятилетия террора, в пору блокадного голода. Остаются они в Петербурге и сегодня. Соответственно, художник (вообще автор), который рисует, пишет, воспевает Петербург, как ни в каком ином из наших национальных центров, обращается тем самым ко всей России, духовно работает с нею в целом.

Неверный, брезжащий свет петербургского вечера (почти «вечного» в зимнее время, но всегда растворённого и в приманчивом мареве Белых ночей) необыкновенно важен и дорог для В. Куликова. Этот свет предстаёт перед нами, в первую очередь, как электричество Невского проспекта - колеблемый фонарный отблеск, тревожный и жёлтый (в сущности, не только блоковский, но ещё и гоголевский). Здесь показательна, к примеру, созданная Куликовым работа «Джаз-бэнд» (бумага, угольный карандаш): Многочисленная плотная группа музыкантов, жмущихся спинами к порталу Театра Комедии (по совместительству - Елисеевского магазина), дана каскадом быстрых нервных штрихов (предельно точных, хоть и свободных и в этом как бы случайных). Вся группа исполнена вибрирующего ритмического движения. Мы словно смотрим не рисунок, а фильм - реальную хронику: настолько цепок к деталям и беспощадно реалистичен автор.

Основой произведений В. Н. Куликова всегда является линия. Важно, что она не просто очерчивает плоскостный силуэт изображаемых фигур, но мастерски моделирует трёхмерность их пространства, которое через это воссоздаётся художником в нашем восприятии. Пятно - тональное затемнение тех или иных участков работы - в рисунках Куликова всегда вторично. Оно добавляет целому глубины. Но изначальный, главный объём уже в полной мере задан первоначальной контурной линией. В этом проявляется великолепие раскрепощённой авторской манеры, построенной на виртуозном владении техникой.

Беглые зарисовки В. Н. Куликова нельзя назвать набросками. Набросок всегда подготовителен, служебен, случаен. Он (даже совершенный) не имеет, как правило, художественной самоценности, увлекая к чему-то последующему и большему. Но рассматриваемые нами рисунки - при всей их экономной в выразительных средствах аристократичной недосказанности, позволяющей зрителю бесконечно развивать и додумывать произведение - всегда обладают образной завершённостью и осмысленной полнотой.

Для авторского метода В. Н. Куликова характерна необыкновенная предметность, документальность. По лёгкой череде штрихов мы почти всегда можем узнать - с точностью до метра - то место в Петербурге, где происходит действие.

В жанровой, социальной природе творчества Куликова раскрывается (помимо гражданского темперамента) его композиционный дар. А ведь именно сюжетная, многофигурная композиция является высшей формой основанного на рисунке академического искусства.

Графические листы В. Куликова полны внутреннего движения. Они долго «не отпускают» - мерцают перед внутренним взором и подобны в этом множественным, дополняющим друг друга кинокадрам. Увязанность в длящиеся сюжетные ряды, выстраиваемый воображением «полиэкран» - всё это ещё раз говорит об актуальной стилевой природе данного искусства. Однако композиционное построение каждой из куликовских композиций (при всей их натурной выхваченности из жизни) всегда академически продумано. Оно представляет собой результат безошибочного творческого отбора, совершённого большим мастером. В этом смысле любой из рисунков В. Куликова - не разрозненный кадр, но целый «фильм», спрессованный воедино. В рисунках (при наружной моментальности) всегда сжато время, последовательно раскрываемое при их восприятии.

Весной 2008 года В. Н. Куликов безвозмездно передал Псковскому музею 100 листов своей вдохновенной графики. Они навсегда останутся украшением городской коллекции современного искусства, которая (к безысходному сожалению) не может быть - в отсутствие финансирования и вакантных хранилищ - пополняема регулярно и в необходимых масштабах. Лишь дары мудрых, дальновидных авторов, думающих о Будущем - о судьбах Родины и своём месте в истории искусства - являются в последние десятилетия источником пополнения музейных фондов.

Выставка В. Н. Куликова, благородно организованная «Белой Галереей» - это большое культурное событие, значимое не только для Пскова, но и для Санкт-Петербурга, для страны в целом. Я верю (а если не надеяться на Божье чудо, которому предстоит спасти Отечество - нелегко жить дальше), что в течение ещё одного-двух десятилетий (скоро!) над Россией минует нынешнее безвременье подменённых, извращённых ценностей. Ползучие тени постмодерна скроются в своих щелях. Подлинное, светлое и живое, искусство вновь займёт то место на авансцене общественного внимания, которое вовеки принадлежит ему по праву.

В эти дни, несомненно, Санкт-Петербург пожелает иметь в своём составе (не на Невском ли?) большой и величественный музей Валерия Куликова - художника-гуманиста, реалиста, бывшего со своим народом в грозное, рубежное время его истории. Думается, что именно в здании Серебряных рядов Дж. Кваренги, (Невский пр. 31) - под башней Городской Думы (под которой «мыслил и страдал»: творил, мёрз на летящем от залива ноябрьском ветру В. Куликов) - для этого музея самое место.

Юлий СЕЛИВЕРСТОВ, искусствовед.

 

1 По-видимому, за последний год я уже утомил читателей «Псковской губернии» ссылками на постмодерн. Чувствую себя обязанным хоть как-то раскрыть это максимально важное для нашей эпохи понятие, хотя бы в примечаниях.

Постмодерн не есть сколько-нибудь целостное и единое течение в искусстве: он бесконечно многообразен (всеяден). Искусство же - всегда некое высказывание (эквивалент речи). Оно предполагает в себе идею и смысл: т. е. границу, определение, называние имени. Следовательно, постмодерн - вообще не искусство, а некое товарное производство, прикидывающееся искусством и паразитирующее на нём в нынешний глобализованный век.

Важно сознавать, что постсовременность - явление не только «художественное», но универсальное, всеобщее. В политической мысли и этике ему соответствует т. н. политкорректность (т. е. готовность идти на сколь угодно широкий компромисс с чужими «ценностями» при полной утрате собственных - но во имя собственных материальных, рыночных интересов). В религиозной жизни постмодерн предстаёт как некий надконфессиональный «экуменизм», в пределе согласный «через запятую» поклониться всем богам, унизив до них Иисуса Христа (Бога Истинного).

Постмодерн - это активная смерть искусства, пресекающая современность, вытесняющая объективные (положительные) ценности в прошлое. Это некая «последняя эклектика» - атомизированная каша понятий и форм в их причудливых механических (т. е. случайных) сочетаниях. В этом качестве постмодерн может быть интересен - как интересна безмерность, возможно, вмещающая Всё, но, скорее, транслирующая Ничто в наш мир. Однако он не может быть красив, т. к. красота требует меры и гармонии. Постмодерн, которому внутренняя гармония «противопоказана» как вещество антивеществу, изгоняет таким образом Красоту из останков искусства. В конечном счёте, постмодерн есть абсолютизированный, тотальный рынок: т. е. всеобщая продажность, до такой степени «настоянная» на предательстве, что уже не сознаёт его как зло. Иуда Искариот, посягнувший сделать товаром самого Творца, - вот мессия постмодерна, его глубочайший «культурный герой» и символ.

2 И далее - Э. Греко... Перечисление может быть продолжено.

3 Впрочем, и такого соотношения с упомянутыми тремя мастерами хватило бы для творческого утверждения иного из нынешних авторов, для занятия им достойного места на шкале объективных художественных ценностей.

4 Осенью 2009 г. один из них будет включён в постоянную экспозицию Картинной галереи.

5 Как назвал его кто-то из поэтов.

6 Знаковым моментом окончания революции и перехода её в по-нашему специфически омерзительный «термидор» я считаю начало «первой чеченской войны».

7 Так сами уличные художники характеризуют свой тяжёлый промысел.