Оба хуже

6 сентября Владимир Путин, а 10 сентября Дмитрий Медведев провели широко освещенные в прессе сеансы общения с российскими и мировыми интеллектуалами в сфере политики и экономики. Премьер встретился с членами привилегированного участниками VII заседания международного дискуссионного клуба «Валдай» («под него» и созданного) в любимом им Сочи, а президент – с участниками своего детища – политического форума «Современное государство: стандарты демократии и критерии эффективности» в Ярославле. Все было абсолютно символично и логично: сначала Путин дал ключевые оценки, не оставив Медведеву практически никакого пространства для самостоятельного маневра, а потом Медведев, пытаясь сохранить хорошую мину при катящейся по наклонной плоскости игре фактически прокомментировал ранее сказанное в предоставленном ему мизерном фарватере.

Владимир Путин.

Как никогда раньше, в последний год стало очевидно: посажение Дмитрия Анатольевича на согревание трона Владимира Владимировича было изначально и остается до сих пор игрой. Игрой Путина, вынужденного рядиться в отвратную для него тогу демократа только для того, чтобы ему, как ненавидимому им Александру Лукашенко, не закрыли въезд в Европу.

И стало очевидно, что игра эта для Дмитрия Анатольевича заканчивается. В ней не было ничего серьезного, достойного истории без иронии, и это также раздражает Путина: ему очевидно, что и страна, и мир хорошо понимают театральный характер российского двоевластия, и даже тень предположения, что это разделение властей может быть серьезным и окончательным, ему претит.

Сейчас же стало очевидным: даже если Дмитрию Медведеву (что очень маловероятно) предоставят возможность посидеть на царском троне еще 6 лет, хозяином России останется Владимир Путин.

Но, скорее всего, он очень хочет вернуться официально. Потому как не для себя Дмитрий Медведев выступал с инициативой о шестилетнем (при действующем четырехлетнем) президентском сроке: ему это просто не надо. Но его руками и им самим, как престолоблюстителем, решили несколько неприятных «технических» проблем. Больше он ни для чего не нужен.

Путин хочет остаться в мировой истории сам, лично, без посредников. К своим первым восьми годам он хочет добавить еще двенадцать. Он хочет встать в один ряд со Сталиным и Брежневым. Он ненавидит свое вынужденное нахождение в тени, он чувствует его как унижение.

Он не желает больше мириться с этим положением.

Он фактически начал в этом году свою предвыборную кампанию и дает понять всем, что он – лидер, он – в форме, он – человек, принимающий ВСЕ основные решения.

Американский политолог Сэмюэль Чарап спросил: «Владимир Владимирович, предположим, что к концу 2011 года, как Вы об этом говорили в прошлом году, вы сядете с Президентом Медведевым и решите, что именно Вы будете баллотироваться в президенты. Предположим, что потом Вы получите большинство голосов на выборах. Видите ли Вы какой-либо ущерб для развития политической системы России от такой смены?»

Путин понимает, что всем сведущим людям давно уже всё ясно, и отвечает с плохо скрываемым раздражением, но проговаривается и нечаянно упоминает четырежды бывшего президентом США Франклина Рузвельта, после чего никаких дополнительных вопросов уже задавать не надо: «В своё время Президент Соединенных Штатов Рузвельт избирался четыре раза подряд. Подряд! Потому что это не противоречило американской Конституции. Ни я, ни Президент Медведев ничего не будем делать, что противоречит действующему в России законодательству и Основному Закону страны – Конституции Российской Федерации. Конституция Российской Федерации принималась демократическим путём, и, я полагаю, что все действия в рамках этого процесса и в рамках Основного Закона не могут по определению нанести ущерба развитию демократического процесса в стране».

Ведущая встречу главный редактор РИА «Новости» Светлана Миронюк уточняет ему до начала ответа в не вошедшем в стенограмму приватном разговоре на ухо, что третий и четвертый (оборванный смертью) сроки Рузвельта пришлись на Вторую Мировую войну. Он не упоминает об этом. Как и о том, что после этого специальной поправкой к Конституции США время пребывания одного человека на высшей точки власти в стране было ограничено двумя четырехлетними сроками. Точка. А в Конституции России лукаво добавлено: «подряд».

И вот срок «пересидки» заканчивается, и у Владимира Путина нет никаких юридических препятствий, чтобы в третий раз (но «как бы» снова первый, по Конституции), претендовать на высший в стране пост.

Сэмюэль Чарап прокомментировал услышанное им от Путина в беседе с Юлией Савченко: «Вообще если просто объяснить эту ситуацию, то было ощущение, что Медведева нет. Там идет какая-то игра по поводу позиционирования в преддверии выборов, но ясно, что политический и аппаратный вес Медведева снижается. Я не верю в сравнения между этими двумя людьми, несмотря на то, что, как Путин сказал на этой встрече, они люди «одной партии».

- То есть Медведева, по ощущениям, не будут списывать со счетов, а, может быть, только слегка задвинут?

- Его уже задвинули.

- А дальше этот процесс – по вашим ощущениям – будет продолжаться?

- Я не могу точно сказать. Очень трудно понять и прогнозировать, что будет, но то, что Путин остается центральной фигурой, независимо от того, вернется он на президентский пост или нет, – это точно».

Даже всегда лояльный Владимиру Путину немецкий политолог Александр Рар считает, что Путин начал избирательную кампанию: «Он полностью монополизирует разговоры о внешней политике. Он говорит как президент о стратегии страны, дает понять, что стоит у руля государства».

Михаэль Штюрмер из немецкой газеты Die Welt, участник «Валдайского клуба», обратил внимание в своем издании на то, что Путин говорит «господин Медведев» (вместо почтительного «президент») и заметил: «Бросалось в глаза, что премьер-министр, чья компетенция - это, прежде всего, внутренние дела, рассуждает о внешней политике и политике безопасности, что, строго говоря, относится к прерогативам президента. …У большинства гостей сложилось четкое впечатление: они говорят с человеком, который решает, кто будет следующим президентом России».

При этом они оба не отвечает прямо ни на один заданный им вопрос о выборах 2012 года.

Вот Путин 6 сентября: «Но как мы будем поступать в 2011 году, в преддверии или начале 2012 года, мы уже - и я, и Президент Медведев, - об этом многократно говорили: мы будем действовать, исходя из реальной обстановки в стране».

После этого высказывания Путина участвовавших на встрече с Медведевым экспертов попросили не задавать вопроса о втором президентском сроке.

И никто не задал.

Зачем спрашивать, когда и так всё ясно?

Год назад на «Валдайском клубе» Медведева спросили о втором президентском сроке, и он с видимым неудовольствием ушел от ответа. А теперь вообще не захотел слушать эти вопросы. И ожидаемая его встреча с «валдайцами» просто не состоялась.

Некоторые европейские журналисты предполагают, что решение о необщении Медведева с международными экспертами принимал Путин.

Попробуйте опровергнуть.

Дмитрий Медведев.

Публично и прозрачно оба властителя не обозначают перед страной своих намерений, своих планов. Они шифруются от народа, они держат народ втемную, даже не понимая, что сам факт принародного признания того факта, что «вопрос 2012» они будут обсуждать ВДВОЕМ, является высшим политическим хамством, пощечиной обществу.

Но они уверены, что народ это проглотит. Безропотно и даже удовлетворенно.

Потому что идеальный народ для диктатора – это народ, который считает, что думать за народ должен властитель.

Они оба считают Россию страной идеального народа.

Идеального для манипулирования со стороны властей.

Они нашли идеальное оправдание тому, что сейчас в России неполноценная демократия: оказывается, всё дело – в предшествующей истории.

И «суверенная демократия», плод кремлевского бреда, и другие ее лексические варианты – это всё плоды проклятого прошлого. Медведев находит фактически оправление сознательно сформированной ущербности политической системы России: «…В России практически никогда не было демократии. Её не было на протяжении тысячелетней истории России. В тот период, когда у нас правили цари и императоры, никакой демократии не было. В советский период никакой демократии не было. То есть у нас страна с тысячелетней авторитарной историей. И только 20 лет у нас развивается демократия. В этом смысле мы – очень интересный пример того, как может развиваться демократия в стране с очень мощными авторитарными тенденциями, которые формировались ещё много-много лет назад».

Вот оно – идеальное оправдание существующего политического порядка.

А чтобы уже совсем все было понятно, добавил и про народ, не готовый к демократии: «…Может быть, самой большой трудностью является неготовность наших людей в целом к восприятию демократии в полновесном смысле этого слова, к тому, чтобы пропустить эту демократию через себя и ощутить и сопричастность к политическим процессам, и ответственность. Мы понимаем, демократия – это не только свобода высказывать свои суждения, свобода принимать решения о том, кому отдать голос при выборах. Но это и внутреннее чувство ответственности, которое каждый человек должен испытывать за себя, за своих близких, за свою страну. И в этом плане, безусловно, нам ещё есть что делать, и это проблема человеческого порядка».

То есть: мы-то готовы, вот народ – не готов.

Это называется – барство.

Они совершенно удовлетворены сложившимися политическими реалиями.

Они допускают только косметические и несущественные перемены в политической системе, никоим образом не допускающие принципиальных изменений.

У них всё хорошо, им ничего другого не надо.

Но в объяснениях на публике это выглядит как забота о стабильности государственной системы, без каких-либо пояснений, что эта стабильность – на самом деле только охранение существующего строя, в котором действующая власть обладает монополией на власть, а народ не может пользоваться в полной мере никакими политическими правами.

Медведев, отчитываясь о микроскопических (даже не приводит примеров, потому как не о чем) перекрасках на фасаде политического здания России, сказал: «Мы кое-что сделали за последние два года. Первый год в должности Президента я занимался изменением политических институтов федерального уровня. Сразу подчеркну, не радикальным. Не потому что нельзя, а потому что не нужно. А во второй год – изменением политических институтов на региональном уровне. Все законы на эту тему приняты, их много, их несколько десятков. Просто зачастую, когда проходит анализ, им обычно занимаются аналитики или оппозиция, они говорят: ну вот это всё косметические изменения какие-то, а нужно радикально всё поменять. А вопрос в том, чего менять-то? Конечно, можно представить себе другую политическую систему, например, парламентскую демократию в России. Наши киргизские друзья на этот путь встали, но я открыто вам скажу: для России, как, кстати, боюсь, и для Киргизии, это катастрофа. Если находиться в рамках действующей конституционной модели, то изменения могут быть только осторожные и пошаговые».

Конечно, парламентская республика, когда результат парламентских выборов реально решает судьбу страны, правительства, партий, - это для них совершенно неприемлемо.

Конечно, их устраивает только «действующая конституционная модель», а какая еще? В другой им просто нет места.

Европейские политические ценности и традиции, когда одного народного голосования достаточно для того, чтобы политик ушел из власти, для них – абсолютно неприемлемо. Потому что это для них – политическая смерть.

Но никого другого, кроме себя, кроме своей касты, они у власти не видят.

Все остальные – только участники игры – совсем небольшие на фоне Дмитрия Анатольевича, совершенно ничего не решающие – даже внешне.

Но иногда этим статистам разрешают общаться с главными начальниками, их скептически или благосклонно слушают, и это безрезультатное и бессмысленное слушание называют в этой системе демократией.

Они продолжают оправдывать тот полный катастроф путь, который прошла Россия после 1991 года, когда демократия так и не смогла установиться.

Вот Дмитрий Медведев называет это, не моргнув глазом, «поступательным развитием»:

«У нас было поступательное развитие. За весь период российской современной истории, за все 20 лет у нас никогда у власти не было общественной силы, которая бы требовала ревизии политических институтов или отказа от рыночной экономики. Такие силы не приходили к власти. Я даже больше скажу: по сути, за все эти 20 лет у власти в самых разных формах были центристы, которые старались двигать Россию по пути экономических преобразований. Что-то им удавалось, что-то им не удавалось, были серьёзные, иногда почти катастрофические ошибки, были и достижения. Но факт тот, что мы всё-таки двигались вперёд, это абсолютно объективно. Поэтому я не думаю, что у нас был какой-либо другой путь».

Конечно, как можно говорить о самой возможности ДРУГОГО политического пути! Потому что на самом деле при ДРУГОМ пути ОНИ никогда не появились бы на вершине страны, их не подпустило бы общество на пушечный выстрел к власти, да и не факт, что они сами в свободной стране помышляли бы о политике.

Вот Путин о том же: «Нам скачки не нужны ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево — мы уже в свое время около 20 лет назад наскакались в разные стороны».

Соответственно, в стране ВСЁ ХОРОШО! Когда президент страны говорит публично: «у нас нет тяжёлой атмосферы в обществе», он показывает, что не знает своей страны, не понимает состояния большинства народа.

Это не смешно. Это уже не игра. Это очень серьезно, потому что такое непонимание реального общественного состояния чревато большими ошибками в принятии государственных решений.

Но он уверен, что прав, и повторяет дважды: «Я не согласен с этой точкой зрения, потому что у нас нет тяжёлой атмосферы в обществе. У нас есть люди, которые не довольны тем, как мы развиваемся. […] Что же касается общей атмосферы, может быть, мне было бы как раз интереснее от вас это услышать, но у меня нет ощущения, что у нас затхлая атмосфера, страна в стагнации, вокруг полицейский режим и авторитарное государство. Есть люди, которые действительно не довольны тем, как развиваются события. Но это нормально, это и есть демократия».

Странно. Я всегда считал, что перевод с греческого за несколько тысяч лет не изменился, и демократия по-прежнему означает ВЛАСТЬ НАРОДА, а не возможность высказывать недовольство режимом.

Недовольство режимом можно высказывать не только при демократии.

Но только при демократии недовольство режимом завершается тем, что на очередных выборах народ меняет власть.

Вот такого развития ситуации они не намерены допускать ни при каких обстоятельствах.

Они оба живут в своем виртуальном мире, где они – главные.

Им комфортно в нем, потому что там нет никакого шанса на незапланированное ими политическое действие.

Им жизненно важно не допустить никакого вторжения в этот мир ДРУГИХ сил – других политиков, других партий, других частей общества. Кратко говоря – народа.

Эта тоскливая до безысходности вялотекущая болтовня о том, кто из двух сидельцев останется в каком из двух кресел – унизительна для страны.

Главная цель этого непрестанного политического спама, заполнившего все телеэкраны, заключается в том, чтобы никакой политически значимой численно части российского общества не пришла в голову простая мысль: А ЧТО, БОЛЬШЕ НИКОГО НЕТ?

На всю страну?

На 142 миллиона двуногих, двуруких и головастых?

Только эти двое?

Ну или какой-то ими же вытащенный из кармана третий, которого можно подергать за ниточки и научить важно сходить по трапу «борта номер один»? Ну и вести блог в интернете, а также сыпать в разговоре с иностранцами латинскими и английскими устойчивыми выражениями и пословицами?

И чувствовать восторг от самого факта этого полутораязыкого общения.

Большинство политологов, которых попросили высказать свои впечатления от обеих встреч, сошлись на одном ответе: СКУЧНО.

Два первых лица страны за несколько часов общения с не самыми глупыми (но хорошо отобранными, конечно, Юрий Шевчук [см.: Л. Шлосберг. Поэт и царь; Расслоение и противостояние народа и власти] там не мог оказаться ни при каких обстоятельствах) людьми не сказали НИЧЕГО, что вызвало бы в обществе, в руководимой ими стране реальный общественный интерес, не говоря уже о резонансе.

Их почти ни о чем серьезном и не спросили, но и они сами НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛИ.

Они ничего не сказали стране, всё еще не пришедшей в себя от кроваво-пожарного лета, еженедельно содрогающейся от террористических актов, тихо и покорно плачущей над погибшими в катастрофах мирового масштаба.

Они уверены и в том, что от них ничего судьбоносного не ждали.

И это отсутствие высоких ожиданий их также полностью устраивает.

У них все решено заранее, и когда сочтут нужным – они сообщат народу о своем решении. И народ – им так хочется – примет это решение тихо и покорно. А если кто взъерепенится – то его тут же «отоварят дубиной по башке».

Они, играя в кошки-мышки со своими собеседниками, получают странное удовольствие от достигнутого ими обоими высокого мастерства в уходе от прямых ответов на принципиальные вопросы.

Они научились высшему искусству демагогии: говоря о чем угодно, не говорить по существу НИЧЕГО.

Они – это ПУСТОТА.

Безвоздушное пространство, в котором нет кислорода, сплошной азот.

Их главная задача – обессилить общество, парализовать его ресурсы к сопротивлению и самостоятельному политическому действию.

А то, что они научились играть при этом в известную сказку про «доброго» и «злого» следователя – так это же просто часть их профессии.

Реальной, не мнимой.

И всё это они хотят оставить в стране еще как минимум на 12 лет.

Они практически уверены в том, что любая придуманная ими комбинация получится, любой трюк проскочит, любая афера сойдет с рук.

Им, продуктам спецслужб и глобального зомбоящика, не приходит в голову, что может быть иначе.

Они ежегодно, не подыскивая даже новых слов, говорят об этом всем подряд.

Кажется, что на самом деле они убеждают в этом сами себя – больше, чем кого бы то ни было.

Очень хочется всё же показать им другую страну.