Глазами, сердцем, душой, разумением...

Вступление к книге священника Павла Адельгейма «Своими глазами»

Пятьдесят лет священнослужения отца Павла Адельгейма – это годы скорбей, потерь и лишений. Но и радости. «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» [ 1 ], - сказал Господь и заповедовал радоваться: «И радость ваша будет совершенна» [ 2 ]. Та радость, которая возможна только в спасительном предстоянии перед Богом, – Истины, Правды и Церкви Его ради, ибо сказано: «иго Мое благо и бремя Мое легко» [ 3 ]. Христос для мира непобедим и ему неподвластен, каким бы страшным и нелепым этот мир ни казался, – в этом, пожалуй, главный вывод по прочтении книги отца Павла «Своими глазами». 35 лет пролежала она под спудом, почти забытой, как свидетельство о том, что, кажется, и быльем поросло, но вот, неожиданно для самого автора попросилась на свет…

Призвание к служению о. Павел Адельгейм [ 4 ] ощутил еще в отрочестве, когда начал помогать теперь прославленному церковью старцу Севастиану в Казахстане, где жил со ссыльной матерью. И с тех первых шагов со старцем по нескончаемым дорогам широко разбросанного прихода это призвание звучит в нем не ослабевая, обрастая обертонами новых смыслов, открывая всю глубину Божьего замысла о человеке. В разные годы служения священника лишали свободы, здоровья, семьи. Потом построенного храма, созданной школы, одного за другим двух приходов. Таковы плоды правдоискательства, которые на протяжении веков мало в чем изменились, разве что в деталях. В 30 лет он был арестован по «антисоветской» статье и неправедно осужден.

Но именно в лишениях открылся ему метод осознания действительности, прежде всего, церковной, суть которого в аналитическом сопоставлении существующих законов и реальной действительности. Казалось бы, дело совсем бесперспективное в государстве, само существование которого началось с произвола и беззакония, где Произвол давно следует писать с большой буквы и где к нему привыкли как к погодному явлению. Где, наконец, только Произвол и умеет уважать себя заставить, а закон вызывает смех, хоть и не без горечи: «закон – что дышло, куда повернул – туда и вышло», «закон – тайга, а прокурор – медведь», «законы святы, да судьи супостаты».

А если вспомнить замечание Гоголя, что в России всегда были две беды – дураки и дороги, то пословица «дуракам закон не писан» зазвучит особенно красноречиво. Так стоит ли уделять столь пристальное внимание закону там, где он попирается на каждом шагу?

Тем не менее, именно анализ и сопоставление, т. е. в данном случае сопоставление законов и постановлений о церкви, принятых в советском государстве, с церковной практикой 70-х годов открывает истинное, исторически уникальное и, по сути, трагическое положение церкви, а точнее, если уж быть точным до конца, Московской патриархии (МП), в котором она тогда оказалась.

Страницы книги «Своими глазами» писались в тяжкие для Церкви времена, в середине тех самых 1970-х. Но когда они были легкими? Вопрос риторический, прежде всего, потому, что у Церкви Христовой не было и – приходится признать и это – не может быть легких времен, как не было их у тех, кто стояние за Правду и Истину принял как крест и призвание. Спаситель Сам определил Церковь как форму Своего присутствия на земле и в словах, обращенных к Апостолу, предрек ее эсхатологическую судьбу: «Ты – Петр, и на сем камне Я Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» [ 5 ].

Не одолеют воистину. Но попытки одолеть, начавшиеся еще во дни Страстей Господних, не прекращались никогда: огнем, мечом, ложью, лукавством, лестью, угрозами и посулами, извне и изнутри – через семена лицемерия и стяжательства земных благ. Сколько крови, сколько страданий! Но и – сколько ликующих побед, свидетельствующих непреложность слова Божия. Подтверждение тому – жизнь и труды священника Павла Адельгейма, участника, свидетеля и летописца последних церковных времен, вместивших в себя годы борьбы с церковью двух государств – атеистического советского и нынешнего постсоветского, уже провозгласившего Православие едва ли не официальной идеологией.

Как показывает жизнь, погибельно то и другое. Такова уж природа государства с его утилитарно-потребительским отношением к людям, как к полезным ископаемым, будь то плоды человеческой деятельности – общественной, научной, художественно-творческой, или сам человек во всей его земной полноте, с его работой, семьей, надеждами, радостями, прозрениями. Но государству, как Старухе из пушкинской сказки, мало власти над человеком, рано или поздно оно захочет, чтобы и Святой Дух был у него на посылках.

Государство всегда было и будет готово признать любого бога на условиях служения этого бога ему, государству. Дилемма все та же: мораль и целесообразность, между которыми пролегла обжигающая черта противостояния Божиих Заповедей соблазнам и требованиям князя мира сего.

Захватив власть и поставив себе целью полное уничтожение церкви в России, большевики начали с уничтожения физического – казней, часто зверски-изощренных, изъятия ценностей, или, проще говоря, грабежа, изгнания из храмов, монастырей, уничтожения святынь. Но, как ни старались они выполнить ленинский завет «расстрелять как можно быстрее и как можно больше священников», антицерковный блицкриг не удался, потребовалась осада. И церкви были предложены условия существования: всецелое реальное подчинение государству при законодательно декларированном от этого государства отделении.

Потребовался иерарх, который, согласился бы возглавить на этих условиях церковь. Один за другим отпали и фактически были уничтожены три возможных преемника, названные патриархом Тихоном, - митрополиты Кирилл Смирнов, Петр Крутицкий и Агафангел Преображенский. На условия властей согласился митр. Сергий Старогородский, с именем которого и связано начало Великого Компромисса – подписание известной Декларации 1927 года.

Разумеется, и у него, как и у трех вышеназванных иерархов, был личный выбор. Но – и об этом нельзя забывать – был ли он у Московской Патриархии? Совершенно ясно, что, не будь митр. Сергия – нашелся бы другой, пятый, десятый… Выбор мученичества всегда исключительно личный и не может быть выбором организации, в данном случае – МП. Теоретически государство могло бы ее попросту упразднить, но, как образно замечает о. Павел, советское государство терпит инородное тело церкви в своем организме, как вставной глаз: «Он бесполезен, но лицо без него выглядит слишком свирепо».

Перейдя границы допустимого, компромисс стал гибельным: «Своими руками Московская Патриархия одела себе на шею петлю, в которой сегодня задыхается», - пишет автор. Задохнется ли? Дальнейшее развитие событий и простая логика заставляют, скрепя сердце, признать: МП обречена. Мы не увидим ее конца, корабль будет тонуть не сразу, но он уже терпит бедствие. Возможно ли обновление? На вопрос о спасении Иисус ответил: «Невозможное человекам возможно Богу» [ 6 ]. Но это уже пути Господни, которые для нас неисповедимы и до времени скрыты.

Свидетельское повествование «Своими глазами» - живой срез церковного бытия времен еще насквозь советских, когда, в отличие от нынешних бархатных, ежовые рукавицы, в коих государство держало церковь, были еще крепки и колючи. Повествование в основной своей части ограничено пределами Ташкентской епархии, где о. Павел начал свое служение. «Жизнь в других варьируется, - пишет он, - но в принципе положение одинаково. Я пишу, как понял, увидел, почувствовал…»

Сегодня тем, чья церковная жизнь началась после поворотной для РПЦ даты – 1000-летия крещения Руси, – трудно представить, что церковью, даже внутренней ее жизнью, правили атеисты по должности – уполномоченные при органах государственной власти всех уровней. Тогда в Узбекистане «советские уполномоченные по религии ставятся из сотрудников ЧК, ГПУ, НКВД, КГБ, т.е. представляют самую консервативную и косную часть чиновничьего аппарата, привыкшую к сталинским методам руководства.

Уполномоченный по Узбекистану Рузметов – бывший Председатель Ташкентского КГБ, затем прокурор Узбекистана, смещённый за провинности в уполномоченные. Его заместитель Кривошеев – чекист. Бухарский уполномоченный Шамсутдинов – чекист. Ферганский Рахимов – чекист… Они мыслят не правовыми и моральными категориями, они руководствуются принципами вреда и пользы государства».

Церковь, служа Богу, оказалась, как организация, в полном услужении у безбожной власти. Ах, кабы знать, о чем думал митрополит, а потом патриарх Сергий, читая: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне»! [ 7 ] Отгородив церковь от общественной жизни, государство превратило ее в дойную корову: приходские доходы, собранные по крупицам нашими бабушками и матерями, поступали через епархиальные управления в МП, а та львиную их долю переводила в так называемый Фонд Мира, средства которого шли на поддержание прокоммунистических, т. е. опять же атеистических режимов, заговоров, партий и движений.

А руководство МП получало за это государственные награды. Так патриарх (1945-1970) Алексий Симанский «…за деятельность в борьбе за мир награжден 4 орденами Трудового Красного Знамени, медалями СССР и многими иностранными орденами» [ 8 ]. У его преемника патриарха Пимена Извекова три таких же ордена. Следующий патриарх, еще будучи митрополитом, успел получить только одно «Красное Знамя», но там скончался СССР, родилось новое государство, а с ним и новые награды, коих у нового Святейшего полный набор.

А вот еще один замечательный пример единения правящей партии и МП. После высылки из страны Александра Солженицына в 1974 году митрополит Таллинский и Эстонский Алексий Ридигер, потом патриарх Алексий II, писал: «Мера, применённая к А. Солженицыну Президиумом Верховного Совета СССР о лишении его гражданства СССР, является вполне правильной и даже гуманной и отвечает воле всего нашего народа, о чём свидетельствует реакция советских людей на решение Президиума Верховного Совета. Церковные люди полностью одобряют это решение и считают, что к А. Солженицыну и ему подобным применимы слова ап. Иоанна Богослова „Они вышли от нас, но не были наши“ (1 Ин. 2, 19)» [ 9 ]

К слову, А. И. Солженицын отказался от высшего ордена новой России, ордена Андрея Первозванного, зато патриарх стал первым его кавалером.

Пользуясь правом регистрации, власть через уполномоченных решала не только судьбу клириков, достойных, или, с ее точки зрения, не достойных окормлять паству, но и, насильно насаждала угодных ей членов выборных органов в приходах, - опять же в интересах государства и официальной идеологии.

В высшей степени красноречив случай, описанный о. Павлом, когда отчаявшиеся верующие в Душанбе просят убрать пьяницу-священника, позорящего свой сан. Все обращения тщетны: архиерей кивает на уполномоченного, уполномоченный на архиерея. Дошли до секретаря горкома партии:

«- Что вы от меня хотите? Чтобы я помог вам избавиться от пьяницы-попа?

- Да, да, - обрадовались верующие. – Помогите нам!

- Да меня за это из партии выгонят!

И, увидев вытянувшиеся лица и удивлённые глаза, пояснил:

- В Душанбе сотни агитаторов-атеистов. Они обходятся государству в копеечку. Для атеистической пропаганды от Картавцева больше пользы, чем от них всех вместе взятых. Они работают с неверующими, Картавцев – с верующими. Они работают языком, Картавцев – личным примером. Они – на государственных харчах, он – за счёт вас, верующих. И вы хотите, чтобы я отказался от такого ценного сотрудника?

Верующие ушли, понурив головы».

Нечего было и думать не только о публикации, но даже самиздатском тиражировании этой книги во времена ее написания, что кончилось бы не только новым сроком для автора, но и Бог весть каким числом сроков для тех, у кого текст книги был бы обнаружен соответствующими госорганами.

Публикация вполне могла состояться в конце 1980-х – начале 1990-х, когда открылись «шлюзы» и потоки лежащей под спудом совестливой, в том числе религиозной, литературы хлынули в читающее пространство. Однако автор – разумеется, не случайно – решил опубликовать книгу именно сейчас, после двадцати лет церковной свободы. Думается, причин здесь несколько, они исчерпывающе изложены в новом, написанном к этому изданию авторском Предисловии. Но все вместе они определяют сегодняшнее новое качество отношений в извечной триаде Государство-Человек-Церковь, где Христос нужен как эмблема, символ, как знак на флаге, но только не как Сын Бога Живого.

Аналитический метод сопоставления закона и действительности, или, можно сказать, идеала и реальности, отец Павел применил и в другой своей книге, поздней по написанию, но ранней по изданию, название которой говорит само за себя: «Догмат о Церкви в канонах и практике» (Псков, 2002 г.). И здесь речь о произволе, но уже архиерейском, попирающем не просто законы, но вековые каноны Церкви Христовой, основанных на Священном Писании и установлениях Вселенских Соборов. Не мудрено, что, с одной стороны, книга вызвала яростное неприятие правящего псковского архиерея (хотя и без опровержения приведенных фактов), а с другой – массу живых откликов со всей России, из тех болевых точек, которых коснулся автор.

Когда-то первосвященники увидели в личности Христа угрозу своему благополучию и руками Пилата, т. е. государства, убили Его. В советские времена в нем видело угрозу государство атеистическое. Теперь, когда на место ложных политических идеалов пришел материальный интерес, в Нем с Его «мир Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы» [ 10 ], - видят угрозу все, кто собственное благополучие, а значит, возможность влиять и властвовать, поставил превыше всего, в том числе Московская Патриархия и ее иерархи.

Но по-прежнему звучит призыв Христов, обращенный к богатому юноше: «если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» [ 11 ]. Тогда юноша отошел с печалью. Нынешние архиереи отходят с раздражением – на любого, кто осмелиться свидетельствовать.

Нам, прихожанам отца Павла, хорошо известна вдохновляющая, проникновенная сила его проповеди, живого пастырского слова. Но слово это не теряет силу и в статьях, выступлениях, книгах, множестве постоянных публикаций.

В последнее время у него появилась и довольно обширная Интернет-аудитория на его странице в «Живом журнале», - новая форма диалога священника с паствой, начатого им полвека назад. Приведу запись в «Журнале» одного из посетителей, имеющую отношение к нашей теме: «Власть архиерея в церкви – это примерно то, что сказал Людовик XIX: «Государство – это Я!» - чем и вошел в историю. Т. е. архиерей сам по себе является источником власти и права, следовательно, всякие уставы и канонические правила бессмысленны. Это очень похоже на армейский юмор: «1. Начальник всегда прав 2. Если начальник неправ, смотри п. 1». Вот, примерно к этому, с заменой слова «начальник», на слово «архиерей», можно свести весь устав. Но когда власть архиерея столь соблазнительна, то… дальше и так понятно. Сможет ли РПЦ осознать эту проблему, вот в чем вопрос?» [ 12 ]

Вопрос действительно пока остается открытым. Но жизнь нуждается в идеалах и забывать о них нельзя: у каждого человека должно быть что-то, за что не жалко умереть. Как кораблю, чтобы не сбиться с пути, необходимо сверять курс по звездам, так и Церковь в земной своей ипостаси неизбежно будет обновляться, очищаться через Христа и Евангелие. И тех Его учеников, кто на призыв «иди за Мной» откликается «всем сердцем, душою, разумением» [ 12 ].

Виктор ЯКОВЛЕВ, г. Псков

1 Ин. 16, 33.

2 Ин. 15, 11.

3 Мф. 11, 30.

4 См.: В. Яковлев. Сжитие со свету священника Павла Адельгейма // «ПГ», № 49 (368) от 19-25 декабря 2007 г.; Е. Ширяева. «Вот и я восхожу на свою маленькую Голгофу» // «ПГ», № 8 (377) от 27 февраля – 4 марта 2008 г.; В. Яковлев. По заповедям Блаженства. Слово о радости отцу Павлу Адельгейму // «ПГ», № 30 (399) от 30 июля – 5 августа 2008 г.; Век русской Церкви: от гонений до крови до объятий до смерти. Беседовал В. Яковлев // «ПГ», № 32 (453) от 26 августа – 1 сентября 2009 г.

5 Мф. 16, 18.

6 Лк. 18, 27.

7 Мф. 6, 24.

8 Большая советская энциклопедия, т. 1, 1970 г.

9 Интернет-энциклопедия Википедия.

10 Ин. 7, 7.

11 Мф. 19, 21.

12 http://adelgeim.livejournal.com/11408.html

13 Мф. 22, 37.