Срывающимся голосом восстанавливая голос

2010 год обогатился еще одним непредусмотренным публичным выступлением стремящегося к свободе человека

25 ноября 2010 года в Останкино на торжественной церемонии было объявлено имя лауреата Первой телевизионной премии имени Владислава Листьева. Победителю (им стал Леонид Парфенов [ 1 ]) была вручена оригинальная статуэтка – сидящий мальчик, обхвативший руками колени и смотрящий ввысь. Идея статуэтки принадлежит декоратору Альбине Назимовой, вдове Владислава Листьева. Церемония, скорее всего, осталась бы только в памяти профессионального сообщества и поклонников причастных к премии журналистов, если бы не сам лауреат. Леонид Парфенов выступил на церемонии с непредусмотренной речью. Выступление первого лауреата Всероссийской премии тележурналистики не показал ни один российский государственный телеканал. Но оно мгновенно разошлось по простору российского интернета и вызвало резонанс, превышающий телевизионный.

Леонид Парфенов стал лицом № 1 в российской телевизионной журналистике.

Леонид Парфенов начал со слов благодарности близким людям и организаторам.

Он сказал очень важные слова о Владиславе Листьеве, которые потом, после непредусмотренной части его выступления, несколько ушли на второй план общественного внимания, но их необходимо процитировать: «…я хотел непременно сказать об очень важном уроке Влада… Мы выходили мучительно из советской журналистики, твердо думая о том, какими мы не хотим быть, но не очень здорово понимали, как делать что-то по-другому. И Влад первый сделал очень важную вещь. По тем меркам «Взгляд», потом «Поле чудес», потом «Тема», потом «Час пик» – это какие-то немыслимые пируэты. Потому что «Взгляд», который был главной программой страны, из-за которой раскалывались мнения на Политбюро, - это было большое, серьезное гражданское служение. А вот «вращайте барабан» и «есть такая буква в этом слове» – это ширпотреб и вообще бог знает что, и как можно, это измена профессии – властитель дум, который будет какую-то викторину проводить… Ведь это же было по сезону – по полтора, и потом перескакивание во что-то новое, другое. Это было совершенно нерасчетливо. Ну кто так строит карьеру? Тут еще никакие лавры не скошены – и побежал на какую-то другую поляну. Для чего? Но он нам показывал всем… что нет никакого высокого и низкого телевидения, есть успех и неуспех, а высокий, низкий – такого не бывает».

Казалось, это – всё. Достойные слова о достойном человеке, коллеге.

Достойные первого лауреата премии имени друга.

Но всё только начиналось, как выяснилось минутой позже.

«…хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики»

Корреспондент «Коммерсанта» Арина Бородина так описала всё последующее: «...Казалось бы, на этом в меру эмоциональную, но вполне стандартную речь лауреата можно было и закончить. Но тут на сцену вышел официант, поставил на трибуну фужер с водой и затем к микрофону подошел господин Парфенов. Он достал из кармана бумажку и, уже сильно волнуясь, сказал, что ему разрешили, согласно регламенту, произнести речь минут на семь, что он и сделает, зачитав написанный им текст. В реальности речь длилась немногим больше пяти минут. Но уже после первых слов «сегодня утром (25 ноября.— «Ъ») я был в больнице у Олега Кашина...» стало понятно, что для Леонида Парфенова все-таки содержание несоизмеримо важнее, чем форма.

В студии стояла абсолютно полная тишина. Перед первыми лицами российского телевидения, уже давно встроенными в нынешнюю вертикаль власти, господин Парфенов в свойственной ему полубубнящей манере читал как раз про то, что «за всяким политически значимым телеэфиром угадываются цели и задачи власти... ее друзья и враги», про то, что «замалчивается до четверти спектра общественного мнения, а высшая власть предстает дорогим покойником: о ней только хорошо или ничего». Было понятно, что каждое слово и предложение Парфенов прописал заранее и до запятой, иначе это был бы не он. Чем ближе к концу шла речь, тем четче читал ее господин Парфенов. Но было видно, как сильно он волновался. Даже галстук-бабочка немного съехал набок…» [ 2 ].

Полностью Леонид Парфенов сказал следующее:

«Мне было предложено произнести минут на семь что-то на тему, которая мне представляется наиболее актуальной сегодня. Я волнуюсь и не буду пытаться произнести по памяти, я первый раз в студии почитаю вслух.

Сегодня утром я был в больнице у Олега Кашина [ 3 ]. Ему сделали очередную операцию, хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики. Зверское избиение корреспондента газеты «Коммерсантъ» вызвало гораздо более широкий резонанс в обществе и профессиональной среде, чем все другие покушения на жизнь и здоровье российских журналистов. В реакции федеральных телеканалов, правда, могла подозреваться заданность, ведь и тон немедленного отклика главы государства на случившееся отличался от сказанного первым лицом после убийства Анны Политковской [ 4 ].

И еще. До нападения на него Олег Кашин для федерального эфира не существовал и не мог существовать. Он в последнее время писал про радикальную оппозицию, протестные движения и уличных молодежных вожаков, а эти темы и герои немыслимы на ТВ. Маргинальная вроде среда начинает что-то менять в общественной ситуации, формирует новый тренд, но среди тележурналистов у Кашина просто нет коллег. Был один, Андрей Лошак [ 5 ], да и тот весь вышел. В интернет.

После подлинных и мнимых грехов 90-х в двухтысячные в два приема - сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне – произошло огосударствление федеральной телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроение, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар - чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова [ 6 ] - и, конечно, самопиар власти.

Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании: попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой «Ладе Калине» позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроения на 2012 год и неосведомленность о неприятных темах [ 7 ]. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: «Зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?» Это снова пример из «Коммерсанта». Порой возникает впечатление, что ведущая общественно-политическая газета страны (вестник отнюдь не программно оппозиционный) и федеральные телеканалы рассказывают о разных Россиях. А ведущую деловую газету, «Ведомости», спикер Грызлов фактически приравнял к пособникам террористов, в том числе и по своей привычке к контексту российских СМИ, телевидения прежде всего.

Рейтинг действующих президента и премьера оценивают примерно в 75 процентов. В федеральном телеэфире о них не слышно критических, скептических или иронических суждений, замалчивается до четверти спектра общественного мнения. Высшая власть предстает дорогим покойником – о ней только хорошо или ничего. При том что у аудитории явно востребованы и другие мнения. Какой фурор вызвало почти единственное исключение – показ по телевидению диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным [ 8 ].

Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР, когда репортажи подменяет протокольная съемка встречи в Кремле, текст содержит интонационную поддержку, когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости, повторение того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов – на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.

Проработав только в «Останкино» и для «Останкино» двадцать четыре года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить никого из коллег, я сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хотя бы назвать вещи своими именами.

За тележурналистику вдвойне обидно при очевидных достижениях масштабных телешоу и отечественной школы сериалов. Наше телевидение все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом. Убежден: это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: «Чего ящик включать, его не для меня делают».

Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: «Ну побили – подумаешь, мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор?», миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял, а за то, что это прочитали, услышали или увидели. Благодарю вас».

«Атмосфера абсолютной мертвецкой»

На записи видно: Парфенов волнуется настолько, что таким я его никогда не видел. У него местами просто дрожал голос. Он читал по бумаге, почти не отрывая от текста глаза, почти без интонаций, почти бесстрастно, и листы бумаги дрожали у него в руках.

Это надо видеть, КАК, с КАКИМ выражением лиц, с КАКИМИ жестами рук слушают его эти люди - «телебоги», на самом деле - в большинстве своем - телекуклы, манекены, «лица российского телевидения».

Журналист Ксения Ларина прекрасно описала в своем блоге в сообщении под образным заголовком «Речь для покойников» этот момент церемонии, этот «ряд лиц»: «Речь Парфенова ценна прежде всего не содержанием, а контекстом: где, перед кем и в какой час он провозглашена. Судя по тому, как он волновался, - решение далось ему непросто. Может, случай с Олегом Кашиным послужил той самой последней каплей, которая не позволила Леониду молчать, не позволила поступить, как принято поступать в светском обществе: надеть бабочку и улыбку, сказать спасибо жене, теще и Константину Эрнсту, поцеловать головку бронзового мальчика и выпить шампанского с коллегами.

…Хорошо, что пленка ходит по инету: на ней можно полюбоваться на лица слушателей. Увидеть эти выраженья. Едва сдерживаемая радость соучастия – у Максимовской и Сорокиной. Просчитывающий последствия Макаров. Гордость, смешанная с облегчением («не подвел Ленечка!)), – на лице у Лысенко. Тревога и сочувствие – у Сагалаева. Раздражение – у Демидова. И каменные неподвижные изваяния с немигающим взглядом – Эрнст, Добродеев, Швыдкой (который, похоже, был в ужасе)…Познер, как обычно в таких ситуациях, играл Познера: «мудрого старшего товарища, много-повидавшего и много-понимающего».

И атмосфера абсолютной мертвецкой: странный голубой свет, зачехленные белыми простынями столы и стулья, брошенные по углам бесхозные музыкальные инструменты, бросающаяся в глаза пустота огромного зала с несколькими застывшими темными фигурами. «И тишина» (с).

Ни одной реакции в течение выступления – ни смешка, ни вздоха, ни случайного шороха, ни кашля, ни шмыганья, ни шепота. Никакого интершума).

Если посмотреть эпизод без звука – полное ощущение похорон. И судя по бесстрастным лицам близких «покойного» – его уход не слишком их расстроил. Скорее – озадачил).

…Показательный момент, которого мы с вами не увидели, но о котором рассказал Владимир Познер в нашем эфире: после речи Парфенова вечер вошел в привычное русло, Познер провел запланированный «брифинг» с лауреатом – задавал ему вопросы и предлагал сделать это присутствующим. НИ ОДНОГО вопроса по предыдущему выступлению задано не было. Как будто и не было его никогда.

Теперь будем обсуждать. Заставим обсуждать.

Парфенов, как и Шевчук, посягнул на «святое» - нарушил протокол, нарушил правила игры. Ему тоже скажут - ты чё, самый умный? самый чистый? а мы, типа, все в говне? И еще обязательно обвинят в пиаре» [ 9 ].

Парфенову стало стыдно на вручении премии улыбаться и шутить, дежурно благодарить спонсоров и организаторов, «коллег по цеху» из жюри, потому как этот цех давно уже – публичный дом. В него не то что противно заходить – на него противно смотреть даже издали. Это видят и понимают все, кто не слеп душой. Парфенов шел на много компромиссов в своей журналистской жизни. Но не захотел, чтобы ему было стыдно еще и за эту церемонию вручения премии. Премии имени Листьева.

Он писал этот текст один, дико волнуясь и, возможно, у него дрожали руки и заранее пересыхал голос еще тогда, когда он это писал. Потому что прочитать это перед НИМИ ВСЕМИ, перед камерами – это значит выйти из этого круга без возможности вернуться назад.

Собственно, это и называется – НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ.

Он прочитал свое выступление хуже, чем написал – в том смысле, что сила содержания этих слов значительнее, чем сдержанная авторская эмоция почти технического чтения. Впрочем, в ЭТОЙ аудитории эмоция и не была нужна. ОНИ, его очные зрители, знают всё, ОНИ участвовали и участвуют во всём.

Первый канал не показал это, конечно. И НЕПОКАЗ выступления первого лауреата премии имени Листьева – есть ответ на все всхлипы о «модернизации политической системы».

Он не сказал ничего нового, ничего для нас неизвестного. Можно сказать, что он говорил про общеизвестное.

Но – он СКАЗАЛ об этом ВСЛУХ, при ВСЕХ.

После этого выступления он уже не сможет жить так, как жил до него.

Это – его личный Рубикон.

«Приучив общество к молчанию, государство быстро входит во вкус»

Митинги в защиту НТВ в апреле 2001 года в Москве стали последними массовыми гражданскими митингами в начале XXI века.

А ведь было и другое время. Время, которое ему сейчас припомнили. 2001 год. Штурм НТВ властью, прикрывшейся тогда рожденной циничной формулой «спор хозяйствующих субъектов».

Было символическое событие, в полной мере отразившее приход путинщины – закрытие единственного неподконтрольного властям федерального телеканала.

Было обращение цвета российской интеллигенции, десятков лидеров уже находившегося тогда под прицелом общественного мнения, к народу: «Нас хотят вернуть к молчанию».

Помните?

«Вот уже почти год крупнейшая в стране негосударственная общенациональная телекомпания НТВ и ее партнеры по корпорации «Медиа-Мост» находятся под беспрецедентным давлением.

Для этого давления на них используется вся мощь нашей правоохранительной системы. Почти год оно неуклонно усиливается, постепенно приобретая характер репрессий. Обыски, допросы, аресты, запугивания и публичная клевета стали уже рутинными обстоятельствами, в которых работают руководители и сотрудники компании, редакции и журналисты.

Политический подтекст этих преследований совершенно очевиден: подавление инакомыслия в стране. Старания власти объяснить происходящее исключительно финансово-хозяйственными или уголовно-процессуальными претензиями к холдингу и его владельцам представляются нам лицемерными.

Между тем российское общество все это время наблюдает за происходящим с поразительным хладнокровием. Создается впечатление, будто защита свободы слова – частная проблема телеканала НТВ и его партнеров, а угроза этой свободе – персональная неприятность сотрудников одной корпорации.

Это опасное заблуждение.

Мы уверены, что защита прав граждан на получение объективной и полной информации, на свободное выражение своего мнения (а под угрозой сегодня именно эти права) – обязанность самих граждан, общества в целом. В этом, и только в этом заключается наш интерес в судьбе НТВ, вне зависимости от того, являемся мы его поклонниками или нет.

Мы не сомневаемся, что политические последствия перехода НТВ под государственный контроль затронут всех. Весь мировой опыт – и особенно наш собственный, советский, - подтверждает: приучив общество к молчанию, государство быстро входит во вкус. И этот вкус вскоре почувствует каждый - вне зависимости от отношения к бизнесу и политике.

Мы считаем, что самое время начать беспокоиться. Более того: очевидно, пора продемонстрировать это беспокойство публично. Мы полагаем, что вполне уместной формой такой демонстрации станет митинг, инициаторами которого выступят подписавшие это письмо» [ 10 ].

И был митинг в Останкино, на который вышли ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ человек. Это был последний массовый гражданский митинг в России в начале XXI века.

Он не дал желаемых результатов.

НТВ было захвачено «Газпромом» и превратилось в то, чем является и сейчас.

Удивительно сейчас вспомнить, но тогда и в Пскове принималось обращение в поддержку НТВ.

9 апреля 2001 года заместитель председателя Псковского областного Собрания депутатов Борис Полозов, председатель Псковской городской Думы Леонид Трифонов, первый мэр Пскова, тогдашний представитель Союза Правых Сил в Псковской области Александр Прокофьев, депутат Псковской городской Думы, председатель Псковского регионального отделения партии «Демократический Выбор России» Николай Соболь, председатель Псковского регионального отделения объединения «Яблоко» Лев Шлосберг, координатор регионального общественного движения «Вече» Венедикт Достовалов, главный редактор газеты «Новости Пскова» Владимир Васильев, главный редактор газеты «Псковская губерния» Владлен Смирнов подписали «Обращение к жителям Псковской области», опубликованное только в «Псковской губернии»:

«Уважаемые граждане, псковичи!

На протяжении нескольких месяцев многие из вас с глубоким волнением следят за событиями, происходящими с одним из ведущих национальных телеканалов России – НТВ.

Для миллионов российских граждан название этого канала всегда расшифровывалось как Наше ТелеВидение. Наше – как телевидение, на котором был слышен голос правды и видны лица людей, неравнодушных к судьбе своей страны, которые говорили, не стесняясь слов и не скрывая лиц.

За драматическими событиями последних дней, поставившими под угрозу само существование лучшего на сегодняшний день телевизионного канала России, начинают уходить в тень главные причины происходящего. Главное – это вопрос о свободе слова в нашей стране.

НТВ стало не устраивать очень многих во власти уже тем, что это – Неподконтрольное ТелеВидение, это возможность открыто озвучить на всю страну мнения людей, не согласных с ее высшими руководителями, начиная с президента. Далеко не все привыкли слушать иное мнение, далеко не все желают вообще его слышать. Это очень опасно для страны.

В создавшейся ситуации нет святых и грешных. Мы не считаем, что трагедия НТВ может быть изображена двумя красками – белой и черной. Но суть дела все равно – не во внезапно проснувшихся в некоторых давно и безнадежно дискредитировавших себя бизнесменах от политики инстинктах собственника, не в размерах кредитов и не в подробностях личных отношений известнейших людей, выплеснувших наружу поток «открытых писем».

Когда людям плохо, они всегда некрасиво выглядят.

Борьба НТВ за свои права как средства массовой информации и борьба общественных и политических деятелей за НТВ – это борьба за свободу и демократию в России.

Эта борьба во многом спровоцирована изъянами и противоречиями в российском законодательстве, ошибками в экономических реформах и особенно – неоднократным политическим насилием над волеизъявлением граждан.

Но это – борьба за право каждого отдельного человека на личное мнение, свободу убеждений и доступ к информации. Это по большому счету – борьба за российскую демократическую Конституцию.

Можно не принимать позицию НТВ, как и любое другое человеческое мнение. Но никто не имеет право ставить под сомнение саму возможность публичного несогласия с властью.

Наступление на свободу слова – это наступление на свободу вообще. С этого может начаться новое идеологическое рабство. Но мы там уже были. И вся страна, и каждый ее гражданин заплатили огромную цену за расставание с политической монополией на истину.

Мы видим будущее страны достойным только в том случае, если свобода слова станет незыблемой ценностью для большинства граждан и избранных ими лидеров» [ 11 ].

Это было написано и подписано девять с половиной лет назад.

Кажется, прошла почти вечность. «Иных уж нет, а те далече…» [ 12 ]

* * *

Тогда, в тяжелую дл страны годину, когда казалось, что политический газ «новой вертикали» обволок страну надолго, Леонид Парфенов пошел на сделку с совестью. Считая себя «служителем чистого искусства» и находясь в ультимативном конфликте с генеральным директором и главным редактором НТВ Евгением Киселевым (их ужасная до стыда публичная переписка с громкими вербальными пощечинами друг другу стала одним из самых драматичных документов той эпохи), он остался на захваченном «Газпромом» НТВ. Наверно, он испытывал иллюзии. Возможно, он понимал, что это иллюзии.

Так или иначе, уже в 2003 году его оттуда предсказуемо «ушли».

Закрыли его программу.

Он нашел какую-то часть себя на Первом канале. Он не снимал и не говорил о главном. Он делал много талантливого, но – много меньше, чем мог и хотел. Он не то чтобы смирился со временем, он пытался его не замечать.

Не получилось.

Покушение на Олега Кашина и – я уверен – сам факт присуждения ему премии имени Владислава Листьева, который учил его ДРУГОМУ телевидению – стали двумя синхронно упавшими в его чашу терпения последними каплями.

Невозможно было получить премию имени Листьева и ничего не сказать о главном. Не сказать правду.

Если этого не сделать – это означало предать навсегда.

Леонид Парфенов не позволил себе так поступить.

Мучения совести заставили его сказать то, что думает.

Он сделал это вопреки страху.

И сделал свой личный шаг к свободе.

Так получается – не для себя одного.

Лев ШЛОСБЕРГ

 

1 Леонид Парфенов (1960) - российский журналист, телеведущий. 1982 — окончил факультет журналистики Ленинградского университета имени Жданова. Печатался от «Красной Звезды» и «Правды» до «Московских новостей» и «Огонька». 1983 — корреспондент в газете «Вологодский комсомолец», затем на Вологодском областном ТВ в Череповце. 1986 — спецкор молодежной редакции Центрального телевидения, корреспондент программы «Мир и молодёжь». 1987 — создал трехсерийный документальный фильм «Дети XX съезда» о поколении шестидесятников (в соавторстве с Андреем Разбашем). 1988 — работает на «Авторском телевидении». 1990—1991 — выпустил на «Авторском телевидении» первую версию «Намедни», еженедельных «неполитических новостей». 1991 — автор и ведущий программы «Дело» (телекомпания «Вид») на Первом канале ЦТ. 1992 — создал серию программ «Портрет на фоне». 1993 — работает на канале НТВ со дня основания компании. До увольнения с НТВ три сезона вёл еженедельный тележурнал «Намедни».1996—1997 — автор и соавтор популярных новогодних шоу «Старые песни о главном — 1, 2». 1998 — ведущий русской версии игры «Форт Боярд». 2009 — постоянный член жюри программы «Минута славы». 2010, 6 ноября — совместно с Татьяной Арно ведёт программу «Какие наши годы» на Первом канале.2004, 3 декабря— 2007, 20 декабря — главный редактор журнала «Русский Newsweek». 2007—2010 — с конца 2007 года готовит к изданию четырёхтомное иллюстрированное издание «Намедни» (по материалам одноимённого телевизионного проекта).

2 См.: А. Бородина. Леонид Парфенов намедни выдал. Как все прогрессивное российское телевидение молча слушало приговор самому себе // Газета «Коммерсантъ», № 220 (4520) от 27.11.2010.

3 См.: Л. Шлосберг. Как слово наше отзовется // «ПГ», № 44 (515) от 10-16 ноября 2010 г.

4 См.: Л. Шлосберг. Кто убил Анну Политковскую // «ПГ», № 39 (308) от 11-17 октября 2006 г.

5 Андрей Лошак – российский журналист, автор телепередач из цикла «Профессия — репортёр». Начал работать на телевидении в 1995 году. Сначала — администратором в программе Леонида Парфёнова «Намедни. Неполитические новости за неделю» (позже начав делать там небольшие сюжеты), затем — шеф-редактором в ток-шоу «Про это». С 2000 года — сценарист сериала «Российская империя». С 2001 года — корреспондент обновленной программы «Намедни». «Человек года-2005» по версии журнала GQ. В 2009 году стал одним из авторов шоу «Большой город» на СТС. В 2003 году был награждён премией ТЭФИ в номинации «Лучший телерепортер».

6 См.: Л. Шлосберг. Урок послушания // «ПГ», № 38 (509) от 29 сентября – 5 октября 2010 г.

7 См.: Л. Шлосберг. Послание о презрении // «ПГ», № 34 (505) от 1-7 сентября 2010 г.

8 См.: Л. Шлосберг. Поэт и царь // «ПГ», № 22 (493) от 9-15 июня 2010 г.; Расслоение и противостояние народа и власти. Факты и вопросы к Владимиру Путину, переданные ему Юрием Шевчуком // «ПГ», № 22 (493) от 9-15 июня 2010 г.

9 См.: Ксения Ларина. Печь для покойников: http://xlarina.livejournal.com/197093.html.

10 См.: Нас хотят вернуть к молчанию // «ПГ», № 15 (35) от 12-18 апреля 2001 г. Письмо подписали Константин Азадовский, Юз Алешковский, Аркадий Арканов, Руслан Аушев, Лия Ахеджакова, Белла Ахмадулина, Олег Басилашвили, Михаил Берг, Константин Бесков, Андрей Битов, Александр Бовин, Всеволод Богданов, Олег Богомолов, Зоя Богуславская, Елена Боннэр, Генрих Боровик, Михаил Боярский, Петр Вайль, Аркадий Ваксберг, Андрей Вознесенский, Владимир Войнович, Александр Володин, Егор Гайдар, Сергей Гандлевскай, Александр Гельман, Михаил Горбачев, Яков Гордин, группа «ДДТ», Борис Грачевскай, Лариса Гузеева, Людмила Гурченко, Илья Дадашидзе, Армен Джигарханян, Игорь Дмитриев, Вероника Долина, Александр Домогаров, Татьяна Друбич, Лев Дуров, Ростислав Евдокимов, Виктор Ерофеев, Вадим Жук, Ясен Засурский, Борис Зосимов, Аркадий Инин, Фазиль Искандер, Гарри Каспаров, Нина Катерли, Евгения Кацева, Тимур Кибиров, Юлий Ким, Филипп Киркоров, Юрий Кобаладзе, Иосиф Кобзон, Сергей Ковалев, Михаил Козаков, Наум Коржавин, Владимир Корнилов, Даниил Крамер, Юлий Крелин, Анатолий Курчаткин, Ольга Кучкина, Отто Лацис, Виктор Лошак, Владимир Лукин, Юрий Любимов, Юрий Мамин, Борис Мессерер, Юнна Мориц, Людмила Нарусова, Борис Немцов, Юрий Норштейн, Дмитрий Певцов, Валерий Плотников, Владимир Познер, Анатолий Приставкин, Алла Пугачева, Николай Расторгуев а группа «Любэ», Евгений Рейн, Ирана Роднина, Мария Розанова, Юрий Рост, Лев Рубинштейн, Юлия Рутберг, Владимир Рыжков, Эдуард Сагалаев, Нина Садур, Георгий Сатаров, Михаил Светин, Феликс Светов, Алексей Симонов, Александр Скляр, Виктор Славкин, Владимир Соловьев, Владимир Спиваков, Борис Стругацкий, Олег Табаков, Лев Тимофеев, Валерий Тодоровский, Петр Тодоровский, Наталья Троепольская, Михаил Ульянов, Нина Ургант, Михаил Федотов, Александр Филиппенко, Валерий Фокин, Ирина Хакамада, Александр Халифман, Дмитрий Харатьян, Марлен Хуциев, Михаил Чулаки, Инна Чурикова, Григорий Чхартишвили (Борис Акунин), Адольф Шапиро, Лилия Шевцова, Юрий Шмидт, Сергей Юрский, Сергей Юшенков, Григорий Явлинский, Игорь Яковенко, Александр Н. Яковлев, Егор Яковлев, Евгений Ясин.

11 См.: Обращение к жителям Псковской области // «ПГ», № 15 (35) от 12-18 апреля 2001 г.

12 «Иных уж нет; а те далече, / Как Сади некогда сказал» - фраза из романа в стихах «Евгений Онегин» (1823—1831) А. С. Пушкина, (1799-1837) (гл. ,8, строфа 51). Сади — это Саади, знаменитый персидский поэт, писатель и мыслитель (Муслихиддин Абу Мухаммед Абдаллах ибн Мушрифаддин, 1203 или 1210-1292). Впервые это изречение Саади было использовано (в несколько, иной форме) А. С. Пушкиным в качестве эпиграфа к поэме «Бахчисарайский фонтан» (1824): «Многие также, как и я посещали сей фонтан; но иных уж нет, другие странствуют далече». В пушкинские времена поэма Саади «Бустан», откуда взята эта строка, еще не была переведена ни на один из европейских языков. Пушкин взял это изречение Саади из известной тогда в России «восточной» поэмы «Лалла Рук» английского романтического поэта и прозаика Томаса Мура (1779—1852), который говорит там о фонтане, «на котором некая рука грубо начертала хорошо известные слова из Сади: «Многие, как я, созерцали этот фонтан, но они ушли, и глаза их закрыты навеки».