Недалече от нашей деревни, не доезжая Городища, в лесу возле дороги есть могилка. Ржавенькая оградка, ржавенький железный крест. Таких крестов я видела множество на старых деревенских кладбищах. А тут – посреди леса. Несколько лет мы ездили мимо неё, собирали грибы возле, не зная грустной истории того, кто там захоронен. Расспрашивали местных бабулечек, но они ничего внятного сказать так и не смогли, пока не спросили у Миральды, чей дом стоит на въезде в нашу деревню.
Рисунок Алексея Белокурова |
Миральда и её семья – сето, это местная национальность, со своими традициями и культурой. Их немного, всего несколько тысяч, но они тщательно сохраняют свою национальную самоидентификацию, приезжают сюда, в «родовое гнездо», привозят детей и внуков, чтобы те не забывали, откуда их корни.
Живут они преимущественно в Эстонии, говорят и пишут по эстонски, но при этом исповедуют православие. В Россию приезжают всё реже, потому как очень дорого, даже для большой Миральдиной зажиточной семьи уже накладно стало приезжать на родину предков. Экономический кризис и политические амбиции Эстонии серьёзно сказались на возможностях. Но дом продавать они не хотят, в надежде, что когда-нибудь политики договорятся и станет проще приезжать туда, где осталось сердце.
Но вернёмся к могилке.
Во время Второй мировой, когда немцы уже оккупировали эти края, эстонские эсэсовцы раздавали батраков (читай – рабов), из числа русских военнопленных. Взяли себе работника и Миральдины родители. Достался им раненый молодой мужчина, которого они всей семьёй лечили сначала, прежде чем он стал способен работать.
И несмотря на хорошее отношение к нему хозяев (зная Миральду, могу быть уверена, что это действительно так), он всё время думал о побеге. Дважды сбегал, и дважды ловили его немцы и возвращали к хозяевам. На второй раз, прежде чем вернуть, ему прострелили ногу, чтобы и не пытался больше.
Миральда с сёстрами снова ухаживали за ним, лечили, как умели, но однажды утром нашли его в сарае – повесился он на вожжах, не выдержав мысли, что к своим ему уже не выбраться...
Похоронили его в лесу недалеко от дома. За церковной оградой самоубийц хоронить не положено...
После окончания войны Миральдины родители разыскали его жену и написали ей письмо. Но то ли из-за того, что не очень хорошо они знали русский язык, то ли просто жена-сибирячка неправильно истолковала слова «жил в нашей семье», в общем, отказалась она ехать на могилу к мужу, посчитав, что раз уж он завёл себе в плену другую семью – пусть они за могилкой и смотрят. Объясниться они так и не сумели. До сих пор раз в год Миральда и её сёстры прибирают старую могилку.
Узнав об этой грустной истории, девчонки мои по весне, как снег сойдёт, тоже стали приходить туда, сметать хвою и прибирать сухие ветки, рассыпая зёрна для птиц, чтобы помянули перед Господом раба Божьего, не вынесшего позорного плена.
Наталия ПОЛЯНСКАЯ-ТОКАРЕВА