Наука возмущать

Никита Хрущёв в 1962 году заявил, что такое искусство советскому народу не нужно. Тем не менее, это искусство пережило Хрущёва и СССР

С 1954 года художник Элий Белютин руководил «Экспериментальной студией живописи и графики». То есть эксперимент как метод исследования явления в управляемых условиях для Белютина был вещью совершенно необходимой. Художник вступал во взаимодействие с изучаемым объектом, после чего наступала реакция.

Всякий раз реакция была разная. Иногда это был просто взрыв – из тех взрывов, что произошёл 1 декабря 1962 года на скандальной выставке «ХХХ лет МОССХ» в московском Манеже.

«Через двадцать четыре часа все вы будете доставлены на границу и выдворены за пределы Родины»

Никита Хрущёв на выставке в Манеже, 1 декабря 1962 года.

Сейчас трудно однозначно сказать, был ли тот декабрьский эксперимент удачным. Результаты научных и художественных опытов не обязательно полностью зависят от экспериментатора.

Художники во главе с Элием Белютиным почему-то рассчитывали на понимание.

Однако первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР Никита Хрущёв, едва взглянув на работы советских авангардистов, вспылил, а вслед за ним языки развязались и у его окружения – у Шелепина, Мазурова, Фурцевой, Суслова, Ильичёва…

Не все слова, которые выкрикивали на той выставке советские руководители, можно привести в газете.

Из тех, что можно, прозвучали: «мазня», «дерьмо», «вот живой педераст!» (из-за длинных волос и бороды одного из художников) и даже, судя по воспоминаниям художника Леонида Рабичева, «задушить их!», «арестовать их!», «уничтожить!», «расстрелять!» [ 1]...

Предложение «задушить» поступило от Михаила Суслова.

«Нина Молева. Львов».

Сейчас бы это восприняли как часть перформанса. Особенно если бы удушение происходило публично в Манеже, а душил бы лично главный советский идеолог Суслов.

«Господин Белютин! – воскликнул возбуждённый Никита Хрущёв. – Вы хотели общаться с капиталистами, мы предоставляем вам такую возможность. На всех вас уже оформлены заграничные паспорта, через двадцать четыре часа все вы будете доставлены на границу и выдворены за пределы Родины».

Но Хрущёва отговорили, потому что это было бы слишком гуманно.

Когда вокруг находятся, по выражению советского руководителя, «педерасты и абстракцисты», а на стене висит «голая Валька» (в смысле – «Обнаженная» Фалька), возмущённый разум кипит, а потом, как и положено по закону физики, испаряется.

В книге Юрия Герчука [ 2] произошедшее с членами МОССХ (Московского союза художников) выражено тремя словами: «Кровоизлияние в МОСХ».

Элий Белютин в тот первый зимний день рассчитывал на нечто другое.

По словам Леонида Рабичева, в ожидании Хрущёва Белютин, предвкушая серьёзный разговор, сказал своим соратникам-художникам: «Друзья! Поставьте в центре нашего зала кресло, мы посадим в него Никиту Сергеевича. Он будет слушать, а мы по очереди будем рассказывать ему, что и как мы делали. И ещё, — когда наш вождь и наше правительство подойдут к лестнице, мы все должны встретить их аплодисментами…».

Кресло-трон не понадобилось.

Зато разговор получился серьёзным, но не в том смысле, в каком предполагал художник, искусствовед и педагог Элий Белютин.

Хрущёв явился и с порога, ещё не успев ничего осмотреть, брякнул: «Так вот вы и есть те самые, которые мазню делают, ну что же, я сейчас посмотрю вашу мазню!».

«За этой коллекцией охотились из Польши и Литвы…»

Элий Белютин. «Автопортрет». 1948 г. Бумага тонированная, уголь, пастель.

Спустя пятьдесят лет после той московской выставки Псковскому музею-заповеднику вдовой Элия Белютина Ниной Молевой был преподнесен дар:

14 живописных полотен, 17 цветных эстампов и авторских принтов, свыше 40 акварельных и карандашных набросков Элия Белютина, а также значительное количество книжных публикаций, выпущенных коллекционным тиражом.

Времена несколько изменились. Худо ли, бедно ли, но наступил ХХI век.

На открытии псковской выставки работ Белютина под названием «Заложник будущего» грандиозного скандала в духе трагикомической сцены в Манеже полувековой давности быть не могло.

Вместо вселенского скандала случилось всего лишь небольшое недоразумение. Пшик – вместо взрыва.

Пришёл торжественный момент вручения подарков. Перед посетителями музея выстроились официальные и неофициальные лица, включая председателя государственного комитета по культуре Псковской области Александра Голышева и вице-губернатора Виктора Остренко.

Директор музея Юрий Киселёв протянул руку к книге, которую он должен был вручать представителю областной администрации.

Книги не было.

Элий Белютин. «С книгой». Бумага, тушь, смешанная техника.

«Кто спёр книжку с автографом?! – воскликнул Юрий Киселёв, с подозрением оглядывая окружающих. – Верните! Между прочим, там дарственная надпись для Андрея Анатольевича Турчака!».

Однако директор никого не напугал и тем более не разжалобил. Желающих немедленно разоблачиться и покаяться, вернув книгу с автографом, не нашлось.

«Я найду, – продолжал громко горячиться Юрий Кисилёв. – Такие автографы не пропадают! Вместо ворованного – вручаю другую книгу, такую же…».

Нина Молева приехать в Псков не смогла и обратилась к присутствующим на открытии выставки с экрана телевизора. Её слова были записаны заранее.

Вдова художника вспомнила слова Элия Белютина, которые он произнёс во время Великой Отечественной войны (художник в 15 лет ушёл на фронт): «Наша земля выстоит в любом случае, потому что есть Псков, есть стремление к воле».

В том, что Псков действительно есть, Элий Белютин убедился вскоре после войны, когда, возвращаясь со Старой Ладоги, заехал в Псков, лежащий в руинах.

В 1954 году Элий Белютин и Нина Молева приезжали в Псков вместе.

«Я до сих пор помню, как скрипели речные камушки, как шумели лопухи на другом берегу Псковы…», – сказала Нина Молева в видеообращении.

Александр Голышев, оценивая щедрый дар Нины Молевой, произнёс: «Мы безумно рады тому, что псковичи получили свою большую долю. Выставка совершенно неожиданная. За этой коллекцией охотились из Польши и Литвы…».

Но за работами Белютина охотились – в частности, за автопортретом Белютина – не только в Литве и Польше.

Реставратор и коллекционер Савва Ямщиков автопортрет Белютина приметил давно.

…Так получилось, что в сентябре 2013 году по одну сторону стены псковского музея, снаружи, висит мемориальная доска с изображением Саввы Ямщикова, а по другую, в зале, – тот самый автопортрет Элия Белютина.

«Возможно, вы будете шокированы»

Однако посетителей выставки на всякий случай всё-таки предупредили, что «творчество Белютина – трудное для восприятия» и, «возможно, вы будете шокированы».

Если кто-то и был шокирован, то вида не подал.

За полвека посетители художественных выставок ко всему привыкли. Название «Заложник будущего», отсылающее к стихотворению «Ночь» Бориса Пастернака, связано с тем, что будущее иногда бывает менее жестоким, чем настоящее. Особенно, если забыть про сон.

…Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты – вечности заложник
У времени в плену.

Элий Белютин. «Разговор с толстушкой». Масло, холст.

Правда, можно вспомнить и нечто противоположное: «Заложники – это валюта светлого будущего», как сказано у Юнны Мориц в цикле «Не для печати», где говорится о «фальшивых картинах, мировых валютах...».

Выпускник Московского художественного института имени В. И. Сурикова Элий Белютин, надо полагать, мог бы стать преуспевающим реалистом, однако предпочёл более сложный и менее благодарный путь экспериментатора.

Не случайно на открытии выставки работ Элия Белютина в Псковском музее-заповеднике искусствовед Юлий Селивёрстов обратил внимание на то, что в творчестве Белютина «столько же искусства, сколько и науки».

Художник сознательно выбрал путь хождения по грани. И за гранью.

Белютин не отмахивался от действительности, а безжалостно, бесцеремонно всматривался в неё настолько пристально, что действительность словно бы на глазах расщеплялась.

Отсюда и острая реакция настроенных консервативно кремлёвских чиновников.

Никита Хрущёв в Манеже определённо сказал, что такое искусство, как у Белютина и ему подобных, советскому народу не нужно.

Хрущёв мыслил слишком общими категориями.

Действительно, большинству оно точно не нужно. Ни советскому, ни российскому, ни американскому большинству. Ни тогда, ни сейчас.

Никакому народу вообще оно не нужно, если под народом понимать нечто единое и неделимое.

Если допустить, что у нации есть общий вкус, то творчество Элия Белютина даже не чужеродно, а инопланетно, и ему не место на Земле.

Но у нации нет общего вкуса.

Поэтому в псковском музее вместе запросто уживаются Шагал и Айвазовский, воздух и вода.

В таком случае, кто такой Белютин?

Это какая-то химическая смесь. Горючее и окислитель.

Не зря Белютин выбрал за основу пограничное творческое состояние.

Элий Белютин. «Беженцы». Около 1950 г. Масло, холст.

Чтобы попасть в другое пространство, необходим взрывной старт, и тогда можно взлететь и оказаться в вакууме.

Диссидент Андрей Амальрик, называвший Элия Белютина «художником, искусствоведом и авантюристом», постарался объяснить, на что же рассчитывал советский авангардист, показывая не искушённому в искусстве Никите Хрущёву выходящие за рамки советского реалистического канона произведения.

По мнению Амальрика, Белютин предлагал Хрущёву вместо социалистического реализма – коммунистический реализм.

Иначе говоря, он предлагал советскому лидеру перейти границу. Вырваться на недосягаемую свободу.

Раз уж запустили человека в космос и поставили задачу построить коммунизм, то искусство должно двигаться дальше и выше.

Похоже, Белютин слишком буквально воспринял теорию построения коммунизма к 1980 году.

Он принял чиновничью демагогию за реальное желание построить абсолютно новое общество.

Или же решил воспользоваться этой демагогией, чтобы утвердить своё видение изобразительного искусства, закрепить его в мозгах начальства.

Но советские чиновники, вылезшие из рукавов и карманов сталинской шинели, меньше всего походили на революционеров. Им были чужды революционные идеи вообще и революционные идеи в искусстве в частности.

Тем более что, как в случае с Белютиным, даже не все его ученики готовы были следовать тем же путём, которым двигался их учитель.

Куда уж там советским чиновникам, застёгнутым на все пуговицы.

Белютина, помимо всего прочего, называют основателем первого альтернативного официальному метода художественного образования.

Его ученики с подачи учителя во время обучения рисовали на совершенно неожиданных поверхностях – на швабрах, гвоздях и прочих вещах.

Этот способ самовыражения среди разных художников (не обязательно учеников Белютина) не утрачен до сих пор.

К примеру, псковский художник Эдуард Шарипов любит рисовать на лопатах.

Хорошо, что в 1962 году в Манеже не были представлены расписанные швабры и гвозди.

Иначе бы Хрущёв мог, не удержавшись, использовать их по первоначальному назначению.

Алексей СЕМЁНОВ

1 См.: Л. Рабичев. Манеж 1962, до и после // Журнал «Знамя», 2001, № 9.

2 См.: Ю. Герчук. «Кровоизлияние в МОСХ» // Издательство НЛО, 2008 г.