Чеченский авангард

Боевой офицер Александр Чеченский умел вселять в противника тревогу

В год, когда начали отмечать 200-летие заграничных походов русской армии, невозможно не вспомнить одного из героев Отечественной войны 1812 года - генерал-майора Александра Николаевича Чеченского. Судьба его уникальна, а многие страницы биографии до конца ещё не прояснены и требуют дополнительных многолетних архивных исследований. [ 1]

Генерал-майор Александр Николаевич Чеченский.

Александр Чеченский к Псковской земле имеет прямое отношение. Здесь он жил, здесь был похоронен, хотя скончался в 1834 году в Дрездене, как раз в тех местах, где воевал в 1813 году.

Для того чтобы доставить тело генерал-майора на Родину, потребовался специальный императорский указ.

На Родину – не значит в Чечню, где он родился. Родиной его была Россия, за неё он проливал кровь.

В архивном «Деле о разрешении перевезти тело в Новоржевский уезд 30 марта 1834 г.» имеется «Указ Его императорского Величества Самодержца Всероссийского: высочайшее соизволение на пересечение из заграницы в Россию тела скончавшегося в Дрездене состоящего в армии генерал-майора Чеченского».

Похоронили Александра Чеченского по православному обряду. Обряд погребения совершил Пятницкий благочинный иерей Симеон Никольский с дьячком Петром Александровым.

I. «Явный друг или враг»

Биография Александра Чеченского похожа на приключенческий роман. Причём некоторые страницы кажутся не слишком убедительным вымыслом, призванным проиллюстрировать дружбу народов.

Однако многое случилось на самом деле, включая первые годы жизни, когда потерявшего родителей чеченского мальчика во время военного похода в Чечню взял на воспитание шестнадцатилетний русский подпоручик. Подпоручика звали Николай Раевский, и позднее он станет знаменитым генералом. Это тот самый Раевский, о котором Василий Жуковский в «Певце во стане русских воинов» писал:

Раевский, слава наших дней,
Хвала! перед рядами
Он первый грудь против мечей
С отважными сынами…

А взятого на воспитание чеченского мальчика-сироту вроде бы звали Али, но после появления опекуна он получил русское имя - Александр - и русское отчество – Николаевич.

Пока Николай Раевский служил в войсках, Александр Чеченский воспитывался на Украине у матери Николая Раевского Екатерины Николаевны.

Учился Александр Чеченский в Московском университете, но карьеру избрал военную, пройдя путь от вахмистра в Кизляре до генерал-майора, участвовавшего в церемонии возведения на царствование российского императора.

Ко времени заграничных походов Александр Чеченский был опытным офицером. В 1805-1807 годах он участвовал в боях с наполеоновскими войсками под Мышеницами, Гутштадтом, Аккендорфом, а в 1812 году в составе кавалерийского корпуса атамана Платова сражался под Бородино.

Одна из самых ярких страниц биографии Александра Чеченского связана с взятием Нейштадта – пригорода Дрездена.

В своём рапорте от 9 (21) марта 1813 года шефу Белорусского гусарского полка генерал-майору Сергею Ланскому начальник партизанского отряда полковник Денис Давыдов сообщал: «Вчерашнего числа я сделал сильную рекогносцировку в окрестностях г. Дрездена. Ротмистр Чеченский, предводительствовавший 2-м Бугским полком, с известной ему храбростью атаковал неприятеля, гнал его до города и вогнал его за палисады. В сем случае был убит офицер 1, ранено казаков 7 и ранено лошадей 15». [ 2]

«Гнал и вогнал» - это то, что у воевавшего в гусарских и казачьих частях Александра Чеченского получалось очень хорошо.

Наверное, половина всех известных упоминаний Александра Чеченского связана с записками Дениса Давыдова.

Именно Давыдов оставил наиболее яркую и ставшую уже хрестоматийной характеристику будущего псковского помещика и настоящего боевого офицера Александра Чеченского: «Росту малого, сухощавый, горбоносый, цвету лица бронзового, волосу черного, как крыло ворона, взора орлиного. Характер ярый, запальчивый и неукротимый; явный друг или враг; предприимчивости беспредельной, сметливости и решимости мгновенных». [ 3]

Склонность к предприимчивости имелась и у самого Дениса Давыдова. Иначе бы он не заключил соглашение с французским генералом Дюрютом о сдаче предместья Дрездена Нейштадта.

Казалось бы, российскому командованию надо было бы радоваться, но переговоры с неприятелем Давыдову легко прощать не собирались.

Денис Давыдов был обвинен в том, что нарушил запрет Александра I.

Это был очень любопытный и показательный эпизод той войны, до конца так и не прояснённый.

Нейштадт, а вслед за ним и Дрезден были взяты русскими войсками, но вместо наград Денис Давыдов и его подчинённые подверглись начальственному осуждению. Более того, Дениса Давыдова на короткое время отстранили от командования – формально как раз из-за того, что вступил в переговоры с противником.

Впрочем, соглашение касалось всего лишь капитуляции французов.

II. «Неукротимый, предприимчивости беспредельной»

Урядник Бугского Казачьего Войска, 1812-1817 г.

Судя по оставленным воспоминаниям, Денис Давыдов и Александр Чеченский были чем-то похожи. Здесь уместно сказать не только о храбрости, но об их какой-то особой лихости, склонности к риску, граничащей с авантюризмом. Без таких людей, особенно в стане победителей, ни одна война не обходится.

Давыдов оставил характеристики нескольких своих боевых соратников. И не все характеристики так уж комплиментарны.

Один из них – «обыкновенный офицер», другой - «храбрый исполнитель приказаний без размышления», третий - вообще «головорез, за буянство и разврат несколько раз разжалованный и за храбрость несколько раз пожалованный…».

А вот Александр Чеченский, представлявший авангард отряда Дениса Давыдова, – «неукротимый, предприимчивости беспредельной, сметливости и решимости мгновенных». То есть явно не из тех, кто исполняет приказания без размышления.

Денис Давыдов и его боевые товарищи при взятии Нейштадта ночью ввели французов в заблуждение. На высотах между соснами разложили в четырёх местах бивуачные костры - не менее двадцати костров на бивуак, создав ложное впечатление о количестве войск.

Этому предшествовал рапорт, присланный Чеченским Денису Давыдову. В нём говорилось: «Батюшка Денис Васильевич! Из города явился бургомистр, который сказал мне, что комендант города желает говорить с офицером нашим; почему Левенштерн ездил в город, но комендант сказал ему, что ежели бы у нас была хоть самая безделица пехоты, то в ту же минуту он оставил бы город; но что одним казакам он сдать города не может. Александр Чеченский».

После этого «сущая безделица пехоты» немедленно «нашлась». Сто казаков около четырёх утра изображали большое количество войск, а в это время остальные четыре сотни и пятьдесят ахтырских гусар соединились с казаками Александра Чеченского. [ 4]

Но в это время вдруг прискакал вестовой от генерал-майора Ланского. Первоначально Ланской в своей записке, присланной с предыдущим вестовым, разрешил «попартизанить» и написал: «Ступайте с Богом».

В новом послании говорилось: «Любезный мой полковник! Невзирая на позволение, мною данное, я принуждённым нахожусь изменить ваше направление вследствие повеления, сейчас полученного от корпусного командира». [ 5]

Военные рапорты той поры – это нечто особенное. «Батюшка Денис Васильевич!», «Любезный мой полковник!»… Напоминает дружескую переписку или беллетристику. Однако письмо Ланского Дениса Давыдова возмутило.

Ему в последний момент не разрешили идти на Дрезден. Но Денис Давыдов, учитывая то, что дело было почти сделано, в гневе сравнил послание с «бомбой», ослушался, «бомбу» обезвредил, послав парламентера к коменданту Дрездена.

И генерал Дюрат, сбитый с толку маневрами гусар и казаков, дрогнул.

Столица Саксонии была сдана, а Денис Давыдов под крики горожан «Ура, Александр! Ура, Россия!» торжественно въехал в город. Рядом с ним следовали офицеры Храповицкий, Чеченский, Левенштерн, Бекетов, Макаров и Алябьев. [ 6]

Командир главного русского авангарда барон Фердинанд Винцингероде, следующим утром оказавшийся в городе, строго отчитал гусар и казаков за гусарство и казачество.

По мнению Дениса Давыдова, такое отношение было связано с тем, что люди, подобные Винцингероде, сами очень любили торжественно въезжать в поверженные города и получать славу и ключи. В Дрездене Давыдов такой возможности барона лишил.

Случаев отличиться Денису Давыдову и Александру Чеченскому представилось ещё немало. И они ими воспользовались.

К чести генерал-от-кавалерии барона Фердинанда Винцингероде, в своём рапорте на имя Александра I об Александре Чеченском он упомянуть не забыл, сообщив императору: «5 числа поутру я приказал выгнать неприятеля из Таухи, что и исполнил полковник Чеченский с 2-м Бугским полком, взяв в плен более 400 человек». [ 7]

III. «Чеченскому приказано было тревожить неприятеля»

Ровно двести лет назад, в декабре 1813 года, Александр Чеченский участвовал в освобождении от наполеоновских войск Нидерландов, о чём подробно свидетельствуют мемуары Александра Бенкендорфа.

Будущий шеф жандармов в войну был генералом от кавалерии и, в частности, освобождал Нидерланды.

Об Александре Чеченском Бенкендорф в своих мемуарах и в письмах графу Воронцову вспоминал неоднократно. Сочетание Le Colonel Tschizenski (полковник Чеченский) встречается у Бенкендорфа то и дело. Например: «Полковник Чеченский сразу же был откомандирован с двумя полками казаков, чтобы попытаться усмирить Виллемштадский гарнизон. В Виллемштадт полковник прибыл к концу дня. Французы при виде наших войск так стремительно сели на суда, что оставили нам более 100 орудий, 52 канонерские лодки в полном вооружении и множество разной амуниции». [ 8]

Или вот ёще: «Le Colonel Tschizenski se porta a Tilborg…» - то есть, говоря по-русски, «полковник Чеченский подошел к Тилбургу, чтобы тревожить неприятеля и охранять сообщение моё с генералом Бюловым…». [ 9]

В ноябре-декабре 1813 года в Голландии в распоряжении Александра Чеченского находились 17 обер-офицеров, 7 унтер-офицеров и 411 рядовых.

Таким образом, Александр Чеченский стал одним из главных действующих лиц при освобождении Нидерландов русскими войсками, постоянно находясь в авангарде.

Тогда, как и прежде, ценились его лучшие качества – храбрость, стремительность, непредсказуемость.

Летучие отряды под предводительством Чеченского совершали внезапные рейды в тыл противника и ставили того в тупик.

У Бенкендорфа сказано: «Полковник Чеченский был отряжен с двумя казачьими полками, дабы устрашить Виллемштадский гарнизон, куда и прибыл вечером.

Гарнизон, к великому его удивлению, столь поспешно сел на суда, чтобы удалиться в Берген-Опцоом, что оставил нам до 100 орудий, 52 вооруженные шлюпки и множество амуниции. Взятие сей крепости было тем важнее, что прибывшие английские войска могли сделать в оной вылазку, найдя там выгодную и хорошо укрепленную гавань». [ 10]

Лучше всего у Чеченского получалось «тревожить неприятеля», что было излюбленным выражением Бенкендорфа («Полковнику Чеченскому приказано было тревожить неприятеля на пути его, не оставляя дороги от Турнгута к Бреде»).

Александр Чеченский, как мало кто другой, мог вселять в противника тревогу, и это доказывают как заграничные походы, так и его стремительные рейды во время боевых действий в России.

IV. «Все наши азиатские атаки рушатся у сомкнутого строя европейского»

Денис Давыдов, рисунок А. Орловского, 1814 год. На заднем плане, предположительно, Александр Чеченский (справа).

Не всегда Чеченскому выпадала миссия врываться в города. Начало Отечественной войны было в пользу Наполеона. Приходилось отступать, и русские контратаки часто заканчивались неудачей.

«Видя, что все наши азиатские атаки рушатся у сомкнутого строя европейского, - вспоминал Денис Давыдов, - я решился под вечер послать Чеченского полк вперед, чтобы ломать мостики, находящиеся на пути к Красному, заваливать дорогу и стараться всяким образом преграждать шествие неприятеля». [ 11]

Но даже в этих обстоятельствах удалось захватить переполненную рукописями и бумагами карету с картами топографического кабинета Наполеона.

У Дениса Давыдова в воспоминаниях сказано: «Между тем Чеченский с Бугским полком совершенно пресек путь атакованному батальону, который, ожидая подкрепления, мнил до прибытия его удержаться в селе и усилил огонь по нас из изб и огородов…

Батальон стал выбегать из села вроссыпь. Чеченский сие приметил, ударил и взял его девятнадцать рядовых и одного капитана в плен». [ 12]

Рейды Чеченского против французов – классический пример партизанской войны.

Одна из самых заметных боевых операций была произведена недалеко от Вязьмы.

«В одно время ротмистр Чеченский встретил фуры с провиантом, ночевавшие в лесу на дороге от Вопки к Вязьме. Неприятель, приметя казаков, торопился становить обоз полукружием, дабы из-за него защититься. Но Чеченский не дал им времени исполнить сего построения, ударил и овладел транспортом.

Тогда прикрытие, оставшись без пехоты, бросилось в середину леса, продолжая огонь беспрерывный… Ярый Чеченский спешил своих, бросился в лес и ударил неприятеля в дротики. Сей удалой поступок довершил поражение, но стоил лучших бугских казаков, которые пали тяжелоранеными и убитыми». [ 13]

V. «Прислал парламентера благодарить Чеченского за снисходительный поступок»

То есть Александр Чеченский был верен себе и во время отступления, и во время наступления. В конечном итоге так или иначе он всегда наступал, чем и заслужил многочисленные боевые награды.

Как правило, операции с его участием завершались так: «Второе отделение под командою ротмистра Чеченского напало на транспорт, состоявший из 41 большой фуры… спешился, немногих взял в плен, ибо половина пала жертвою своего упорства». [ 14]

Но было бы неправильно думать, что его военное искусство сводилось только к стремительным атакам и уничтожению врага.

Показательный пример – история с освобождением Гродно, где Александр Чеченский вновь отличился.

Денис Давыдов рассказывал: «Чеченский столкнулся с аванпостом австрийцев под Гродно, взял в плен двух гусаров и, вследствие наставления моего, немедленно отослал их к генералу Фрейлиху, командовавшему в Гродно отрядом в 4 тысячи человек конницы и пехоты и тридцать орудий.

Фрейлих прислал парламентера благодарить Чеченского за снисходительный сей поступок, а Чеченский воспользовался таким случаем, и переговоры между ними завязались». [ 15]

Умение вести переговоры выручало Чеченского не раз.

В Гродно всё шло к тому, что перед приходом русских должны были загореться все провиантские склады и комиссариатские магазины, «кои вмещали в себе более нежели на миллион рублей запаса».

Чеченскому удалось убедить не поджигать склады и магазины, потому что «всё ляжет на жителей сей губернии».

Русским достался город со всеми запасами. Склады и магазины были опечатаны, а караулы возле них расставлял лично майор Чеченский.

Чем дальше отступали французы, тем выше в звании становился Александр Чеченский. Ротмистр, майор, полковник… (генерал-майором он стал только в 1822 году).

Едва ли не первым делом в Гродно после освобождения была «открыта греко-российская церковь».

В то время, когда Чеченский был ещё ротмистром, его в письме Денису Давыдову отметил лично Михаил Кутузов: «Милостивый государь мой, Денис Васильевич! Дежурный генерал доводил до сведения моего рапорт Ваш о последних одержанных Вами успехах над неприятельскими отрядами между Вязьмою и Семлевым… О удостоении военным орденом командующего 1-м Бугским полком ротмистра Чеченского сообщил я учрежденному из кавалеристов онаго ордена Совету… Октября 10-го дня, 1812 года. Д. Леташево. Князь М. Кутузов». [ 16]

Прошло меньше месяца, и Александр Чеченский в свойственной ему манере атаковал французов, взяв в плен важного офицера: «27 октября (8 ноября) партизаны остановились в нескольких верстах от противника, в деревне Белкино. Самый передовой полк в заброшенном хуторе занял полк Чеченского… На дороге появился отряд французских фуражиров человек в 40, ехавших безо всяких предосторожностей. Давыдов приказал Чеченскому атаковать. Сотня казаков глубокой лощиной вошла в тыл французам. Когда в обозе заметили русскую кавалерию, было уже поздно. Французы сдались. Среди пленных оказался адъютант генерала Ожеро. Он подтвердил сведения, имевшиеся у партизан. От офицера удалось узнать, что командующий всем корпусом Барагэ д’Иллье расположился в Долгомостье, в нескольких верстах от Ляхова». [ 17]

О военных подвигах Александра Чеченского можно было бы рассказывать и дальше. Военная часть его биографии более-менее известна и полна героических страниц. «Битва народов», взятие Парижа…

Значительно меньше известно о том, чем занимался Александр Чеченский после разгрома Наполеона.

Точнее, публикаций на эту тему тоже достаточно. Однако в них больше домыслов, чем фактов.

VI. «Происшествия в имении генерал-майорши Чеченской»

Часто любят рассказывать о том, что Александр Чеченский был знаком с Александром Пушкиным.

Теоретически такое было возможно. Столичный дворянский мир в то время был узок. К тому же пересекаться они могли не только в Петербурге, потому что оба имели отношение к Псковской губернии.

Но достоверных сведений о знакомстве Чеченского и Пушкина пока что не обнаружено. Хотя о Чеченском Пушкин не знать не мог. В пушкинском литературном журнале «Современник» были опубликованы документы об Отечественной войне, в том числе и рапорт Александра Чеченского, связанный с подготовкой к взятию Дрездена, в том же № 4 от 1836 года, рядом с «Капитанской дочкой».

Пушкин точно был знаком с другим Александром Николаевичем – Раевским, родным сыном Николая Раевского.

Александр Раевский был намного младше Александра Чеченского, почти сверстник Пушкина… Учитывая то, что Чеченский и Раевский были тёзками и воспитывались в одной семье, путаница эта объяснима.

Труднее объяснить то, почему нагромождение фактов и вымысла продолжается и в наши дни.

Наиболее явно это стало заметно, когда 27 июля 2012 года в Бежаницком районе Псковской области в присутствии псковских и чеченских чиновников открыли памятник герою Отечественной войны 1812 года Александру Чеченскому, вызвавший массу недоуменных вопросов, и главный из них: «Кто тот человек, изображённый на барельефе?». [ 18]

Ответ: «Какая разница?» - скептиков не устроил. Требуются дальнейшие исторические исследования. Но уж больно он похож на известное изображение Александра Николаевича Раевского.

Определенно известно, что после Отечественной войны Александр Чеченский служил в лейб-гвардии гусарском полку, а в 1816 года был назначен командиром Литовского уланского полка.

С Псковской землей его связывает поместье на территории нынешнего Бежаницкого района, в котором он после отставки часто жил с супругой и многочисленными детьми. В различных документах он упоминается как «новоржевский помещик» или «помещик сельца Савкино».

Неожиданным образом фамилия Чеченского возникает в рапорте Новоржевского земского суда – в 1826 году (как раз в том году Александр Чеченский получил длительный отпуск «для излечения от ран»).

Это была реакция на жалобу («отношение по секрету»), в которой Чеченского - к тому времени генерал-майора - обвиняли в жестоком обращении с крепостными и управляющим.

Потребовалось установить: так ли это на самом деле? Не клевета ли это? Всё ли в этой истории чисто?

Оказалось, что не всё.

И если раньше история Александра Чеченского выглядела как героико-приключенческая, то теперь она превращается в детективную. В прямом смысле слова.

Началось расследование, инициаторами которого стали новоржевский уездный стряпчий Демидов и псковский военный пристав капитан Кирибицын.

В псковском архиве имеется тот самый рапорт из Новоржевского земского суда, в котором перечисляется, что же вменялось в вину боевому генералу.

Его подозревали в насилии, которое он якобы употреблял.

В жалобе, цитируемой в рапорте Новоржевского земского суда, говорилось «о жестоком и бесчеловечном обращении новоржевского помещика господина генерал-майора Александра Николаевича Чеченского с крепостными своими людьми, из коих до восьми человек содержатся в кандалах, а управитель его дворянин Бек с семейством лишен дневного пропитания, содержится по самовластию его, Александра Чеченского, в собственном его имении сельце Савкине под стражею с угрозами заковать его в цепи, изморить голодною смертию…».

Обвинения чрезвычайно серьезные. Они бросали тень на героического офицера.

Эта история упоминается Генрихом Дейчем в книге «Крестьянство Псковской губернии в конце ХVIII и первой половине ХIХ веков». [ 19]

Следствие установило, что часть фактов подтвердилась: «При осмотре найдено в кузнице, состоящей при сельце Савкино, два кузнеца Ефрем Степанов и Ермолай Денисов, в людской избе дворовой человек Иван Степанов, и в конюшне кучер Фёдор Ефимов с надетыми на ногах их у каждого конскими железами…».

Правда, всё ещё было непонятно, кто отдавал приказ.

Самого Александра Чеченского в поместье в тот момент не было, и его именем могли прикрываться недобросовестные люди, прежде всего управляющий Богдан Бек, к которому у самого Александра Чеченского имелось множество претензий.

К тому же управляющий Бек явно не напоминал бесправного человека, которого с семейством держат на голодном пайке чуть ли не в заложниках.

Управитель, когда в поместье явилось следствие, вообще был в отъезде, что подтвердила находящаяся на свободе и в полном здравии его жена.

Таким образом, эта часть обвинений, дошедших до Новоржевского земского суда, не подтвердилась, хотя жалобы на Александра Чеченского писала именно жена управляющего Бека.

Когда, цитируя Дениса Давыдова, пишут, что Александр Чеченский был человек предприимчивый, то, разумеется, имеют в виду совсем не современную предприимчивость в смысле умения извлекать доход.

В этом смысле, судя по всему, Александр Чеченский был человеком не слишком успешным. Как водится, многим военным после смены обстановки в мирной жизни часто приходится сложнее, чем на войне.

В данном случае возникло подозрение, что Чеченский слишком доверял своему управляющему Беку, который хозяйствовал неумело и, скорее всего, помещика обкрадывал, доведя имение до расстройства, а Чеченского - чуть ли не до суда.

В то же время было очевидно, что крепостных в поместье Чеченского действительно наказывали весьма жестоко, что для Псковской губернии было не редкостью.

Случаев жестоких издевательств, в том числе и по отношению к женщинам и детям, известно немало – и в Новоржевком уезде, и в Великолукском, и в Торопецком, и в Холмском. Некоторые избранные вопиющие примеры «из псковской жизни» позднее вошли в книгу «Былое и думы» Александра Герцена. [ 20]

В Савкино предстояло выяснить, кто же за всем этим стоит. Сам помещик? Его управляющий, действующий от его имени?

Под подозрение попала и Екатерина Ивановна Чеченская (Бычкова), супруга генерала.

В документах так и говорилось: «Происшествия в имении генерал-майорши Чеченской».

Характер у Екатерины Ивановны был действительно непростой.

VII. «Я не мог ничего открыть такого, чтобы было противно правилам, законами установленным»

Время было особенное. Только что случилось восстание декабристов, разделившее героев Отечественной войны на два враждебных лагеря (Чеченский был на стороне Николая I). Тогда же, в 1826 году, Николай Раевский стал членом Государственного Совета.

В день восстания декабристов, 14 декабря 1825 года, Александр Чеченский почти всё время находился рядом с Николаем I, после чего в разговоре с Денисом Давыдовым дал не самую лестную оценку новоявленному императору: «Вы знаете, что я умею ценить мужество, а потому вы поверите моим словам. Находясь 14 декабря близ государя, я всё время наблюдал за ним. Я вас могу уверить честным словом, что у государя, бывшего во всё время весьма бледным, душа была в пятках». [ 21]

Прошло немного времени, и в «имении генерал-майорши Чеченской» началось следствие.

Эта история интересна не только тем, что в ней замешана фамилия героя войны.

Важно понимать, какие порядки царили тогда в России, в частности в Псковской губернии.

В имении «генерал-майорши Чеченской» порядки были садистские.

Телесные наказания, судя по рапорту, применялись постоянно. Били розгами или палками («наказание палками, как при наказании солдат»).

Расследование установило, что Ефрем Степанов и Ермолай Денисов получили по 150 ударов розгами за то, что устроили в кузнице пожар.

Однако наказание этим не закончилось. После телесного наказания на два дня на обоих кузнецов надели кандалы, затем освободили, но вскоре снова надели кандалы, в «коих содержались безвыпускно».

Кто же давал приказание?

В рапорте сказано, что крестьяне были наказаны розгами «по приказанию господина их генерал-майора Чеченского, отданному управляющему Беку».

А вот Иван Ефимов получил сто розог «за плохой надзор вверенных ему лошадей» и плюс пятьдесят - «за неаккуратное выполнение сделанного ему господином Чеченским приказания».

Рассказы подтверждались телесным осмотром потерпевших.

На теле крепостного Фёдора Ефимова обнаружились явные следы насилия.

В рапорте говорится: «Осмотр на задней части тела, плечах сине-багровые пятна на обеих лопатках и обеих руках».

Впрочем, причастность лично Александра Чеченского тогда к издевательствам доказана не была.

«Расстройство имения» и «беспорядки», по мнению расследователей, произошли по вине управляющего Бека в связи с тем, что Александр Чеченский долгое время «находился в болезни, никуда почти не выходил и всем имением распоряжался управляющий Бек». В некоторых других случаях Чеченский вообще в поместье отсутствовал.

Например, когда Иван Сафронов девять недель содержался в кандалах, генерал был в отъезде («небытность господина генерала Чеченского дома»).

Очень сильно от побоев пострадал бывший приказчик Иван Макаров.

Здесь уже уместно говорить не о наказании в воспитательных целях, а о жестокой расправе, граничащей с убийством.

В рапорте сказано: «Бывший приказчик сельца Савкино Иван Макаров, битый по объявлению господина Чеченского управляющим Беком собственноручно, лежал в параличе и без действия языка».

Более того, пострадала крестьянка, бывшая свидетельницей той расправы. Её позднее наказали розгами.

В имении «генерал-майорши Чеченской» жестоко наказывали за всё подряд: за несвоевременную топку в господском доме печей (от рук Бека пострадал Алексей Михайлов), за то, что кобылица господская выбросила жеребенка, за плохой надзор…

Было установлено, что «Данила Ларионов наказан на Вербной неделе Великого поста управляющим Беком розгами за то, что кобылица господская выбросила жеребенка, и наказание сие было произведено столь жестоко, что с того времени сделался больным и по сие время не получает совершенного облегчения».

Дело расследователям досталось непростое. Под подозрением оказался не кто иной, как боевой генерал, помещик, уважаемый человек…

В конце концов, учитывая фигуру подозреваемого, в том же 1826 году предводитель дворянства Рокотов написал псковскому гражданскому губернатору действительному статскому советнику Алексею Никитичу Пещурову письмо, в котором имелись утешительные для Александра Чеченского слова: «Я не мог ничего открыть такого, чтобы было противно правилам, законами установленным. Управляющему Беку и жене его никаких особенных стеснений сделано не было».

Сам же генерал-майор Чеченский позднее даст расписку, «чтобы люди те до подобного изнурения не были допускаемы».

VIII. «В память 1812 года»

Много десятилетий имя Александра Чеченского в Псковской области почти не вспоминали. До сих пор неизвестно, где именно он похоронен. Точнее, известно, что похороны состоялись неподалеку от Георгиевской церкви погоста Кудеверь, но в каком месте?

В метрической книге Георгиевской церкви имеется запись № 8 «О смерти 7 мая 1834 года помещика сельца Савкино, генерал-майора Александра Николаевича Чеченского, 55 лет». Упоминание даты «7 мая», очевидно, не сочетается с «Делом о разрешении перевезти тело в Новоржевский уезд 30 марта 1834 г.».

Разумеется, Александр Чеченский умер значительно раньше, чем 7 мая. В «Санкт-Петербургских ведомостях» в № 20 от 1834, вышедшем 25 января, появилось краткое, в три строки, извещение: «19-го дня… Умерший исключается из списков. По кавалерии. Состоящий по кавалерии генерал-майор Чеченский».

Новоржевский помещик Александр Чеченский был участником всех значимых событий Отечественной войны. Бородинское сражение, «Битва народов» под Лейпцигом, взятие Парижа, участие в торжественном шествии и параде победителей на Елисейских полях в свите царя, рядом с Николаем Раевским и Денисом Давыдовым.

Александр Чеченский удостоился многих наград: за отвагу он был награждён золотым оружием, получил орден Св. Владимира IV степени, орден Св. Георгия IV класса, орден Св. Анны II степени с бриллиантами, серебряные медали «За вступление в Париж» и «В память 1812 года»…

Когда при Александре III наконец достроили в честь спасения Отечества в 1812 году Храм Христа Спасителя, имя Александра Чеченского было высечено на одной из стен.

Но при большевиках этот храм взорвали, имена многих героев были забыты или отошли в тень.

В исповедных росписях Георгиевской церкви Кудеверовского погоста Новоржевского уезда Псковской губернии по сельцу Савкино за 1835 год значились члены семьи Александра Чеченского: 38-летняя вдова Екатерина Ивановна, дети - Александра, Екатерина, Николай, Любовь, Вера и Ольга.

Возраст детей в записях разных лет существенно разнится. К примеру, в 1835 году Александре по исповедной росписи 16 лет, а в 1836 году – почему-то 14, в 1837 – 18.

Но определенно известно, что семья Чеченских жила в Псковской губернии много десятилетий. Достаточно заглянуть в «Губернские ведомости» (№35 от 7 сентября 1855 года, в неофициальную её часть), где сказано, что «Помещица Чеченская пожертвовала ратникам дружины № 26 (Тверского ополчения) деньги на винные порции».

Имена помещиков Чеченских встречаются и в «Списке частных землевладельцев Псковской губернии, подлежащих обложению государственным поземельным налогом».

В 1890 году такой налог налагался на «Чеченскую Любовь Александровну».

Любовь Чеченская умерла в 1905 году. Это следует из записи на могильной плите, которую несколько лет назад у себя на земельном участке в Кудевери Бежаницкого района нашла Валентина Ровенская (Солдатенкова).

На плите есть запись: «Чеченская Любовь Александровна, умерла 18 октября 1905 года. Дочь партизана 1812 года Чеченского».

Возможно, сейчас под каким-нибудь домом в Кудевери находится и могильная плита Александра Чеченского.

После того как фашисты при отступлении взорвали Георгиевскую церковь и окружающие могилы, многие плиты использовались местными жителями для строительства своих домов. С помощью могильных плит разрушенных русских, немецких и прочих кладбищ в послевоенные годы в Псковской области строилось много домов и дорог. Как правило, ничего хорошего из этого не выходило.

Место могильных плит – на кладбищах, а именам героев место в книгах и названиях улиц.

Александр Чеченский - «неукротимый», «явный друг или враг», способный на «снисходительный поступок» - достоин того, чтобы его вспоминали не только в юбилейные годы.

Алексей СЕМЁНОВ

 

1. Автор благодарит за помощь в подготовке статьи председателя псковского Центра чеченской культуры «Барт» («Единство»), г. Псков, Саида Дукаева.

2. ЦГВИА, ф. 194, оп. 1, д. 1, л. 27. Подлинник.

3. См.: Д. Давыдов. Записки партизана. М., Молодая гвардия, 1984. С. 120.

4. См.: М.Попов. Денис Давыдов. М., Просвещение, 1971. С. 65.

5. См.: М.Попов. Денис Давыдов. М., Просвещение, 1971. С. 65.

6. См.: М.Попов. Денис Давыдов. М., Просвещение, 1971. С. 66-67.

7. Рапорт генерал-от-кавалерии барона Фердинанд Федорович Винценгероде об участии его корпуса в битве при Лейпциге. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 3915, лл. 47-48 о. Подлинник.

8. Записки Бенкендорфа. 1813 г. Освобождение Нидерландов.

9. Записки Бенкендорфа. 1813 г. Освобождение Нидерландов.

10. Записки Бенкендорфа. 1813 г. Освобождение Нидерландов.

11. Денис Давыдов. Дневник партизанских действий. 1812. Лениздат, 1985.

12. Военные записки. Денис Давыдов. Воронеж, 1987. С. 177

13. Военные записки. Денис Давыдов. Воронеж, 1987. С. 185.

14. 1812. К 150-летию Отечественной войны. Изд. АН СССР. М., 1962.

15. Военные записки. Денис Давыдов. Воронеж, 1987. С. 257.

16. Г.В. Серебряков. Денис Давыдов. М., Молодая гвардия, 1985.

17. Н.Л. Хатаевич. Герои Отечественной войны 1812 года. Партизан А.Н. Сеславин. М., Московский рабочий. 1973. С. 58.

18. См.: А. Семёнов. Маскарад // «ПГ», № 30 (602) от 8-14 августа 2012 г.; А. Семёнов. «Нос при необходимости можно исправить…» // «ПГ» от № 31 (603) от 15-21 августа 2012 г.; «Сочтёмся славою?»Письмо председателя Центра чеченской культуры «Барт» («Единство») г. Пскова Саида Дукаева. // «ПГ», № 32 (604) от 22-28 августа 2012 г.

19. Г.М. Дейч. Крестьянство Псковской губернии в конце ХVIII и первой половине ХIХ веков. Изд-во газеты «Псковская правда», 1957. С. 62.

20. А.И. Герцен, соч., т.5. С. 82-83. М., 1956 г.

21. А.И. Герцен, соч., т. 4. М., 1956. С. 136.