Третья книга отца Павла

Биография священника, богослова и общественного деятеля отца Павла Адельгейма вышла к годовщине его трагической гибели

Матушка Вера и отец Павел.

Накануне Первых Адельгеймовских чтений в доме отца Павла на улице Красногорской полно народу. Хлопочет матушка Вера — надо всех накормить, устроить на ночлег... Кто-то правит текст доклада к чтениям, кто-то помогает Маше на огороде. Нет в доме скорби. Есть тепло, любовь, радость от встречи. Всё как при нём. Но без него.

Кандидат психологических наук, доцент, директор Санкт-Петербургского научно-исследовательского центра интегрально-синергетической психологии Анатолий Осницкий подписывает подарочные экземпляры своей только что вышедшей книги - «Отец Павел и его Вера». Это биографическое исследование названо еще «Слово о Большой Любви в стихах и прозе, в воспоминаниях и документах, или Третья книга отца Павла». Она была представлена на чтениях 4 августа, но накануне Анатолий Викторович отдельно представил её для читателей «Псковской губернии».

«Без любви никуда»

- Я даже не знаю, к какому жанру отнести книгу. Это, пожалуй, так же невозможно, как отнести к какому-нибудь «жанру» отца Павла. Скорее всего, это биографическая публицистика. А началось-то всё с того, что Вера Михайловна попросила меня написать статью в газету. Я начал писать, но так и не смог остановиться. Материал лился, лился… И ничего нельзя было сократить! Я показывал статью издателям, они соглашались: да, хороший материал, но надо резать. А у меня рука не поднимается...

Но осенью мы с сотрудниками Научно-исследовательского центра интегрально-синергетической психотерапии (это название мы когда-то с отцом Павлом придумали), которым я руковожу, приехали из Питера помочь Вере Михайловне – огород перекопать, теплицу починить, окна помыть, ремонт сделать небольшой по дому. Вечером уже сели за стол, стали думать, чем еще можно помочь. Вера Михайловна ведь больше всего переживает за Машу, на поддержку её здоровья нужны деньги. Сначала была идея – эти деньги просто собирать. А потом подумали: давайте напишем книгу, а доход направим в Фонд помощи Вере Михайловне. Среди сотрудников нашего института мы сразу объявили книгу как благотворительный проект. Сборы шли по трем направлениям: 140 тысяч рублей — это пожертвования, потом были еще привлечены инвестиционные средства, то есть люди вложили деньги без процентов с тем, чтобы по результатам продаж эти средства к ним вернулись, и таких средств было собрано 160 тысяч рублей. И еще мы открыли предварительную продажу, то есть люди покупали книгу до ее выхода в свет. И вот так собрали деньги на ее издание, так мы начали этот труд, о том, что у отца Павла были две Веры.

«Отец Павел и его Вера» (я теперь знаю, что в вашей газете тоже была статья с таким заголовком) – это название у меня родилось, когда мы отмечали 50-летие их семьи, их золотую свадьбу. Я тогда произнес богословский тост. В богословии ведь три основы: вера, надежда, любовь. И, конечно, бог есть любовь, без любви никуда, она всё созидает. И невозможно иметь любовь, не имея на нее надежды. Но какая может быть надежда, если у тебя нет веры? И мы тогда выпили за Веру Михайловну… Вот так родилось название этой книги, которую мы начали писать, как биографию отца Павла.

Начали мы где-то 20 октября прошлого года. Надо было перелопатить огромное количество документов! Я приезжал в Псков, мы с Верой Михайловной разбирали архив, и в результате образовался огромнейший массив – более 10 тысяч документов. Слава богу, я в средней школе учился очень плохо, поэтому у меня четыре высших образования, среди них есть историческое, которое в данном случае очень помогло. И, конечно, это была огромнейшая помощь Господня, иначе такой объем работы за полгода сделать было бы невозможно.

«Тебя ждет твоя вера»

Я выходил на весь ближний круг людей, знавших отца Павла, с тем, чтобы они написали воспоминания или хотя бы рассказали мне… С Верой Михайловной, когда мы возвращались после её операции в Санкт-Петербурге, на обратном пути мы проговорили шесть часов. Она потом сама удивилась: «Как много у нас с отцом Павлом было»... И вот из всех воспоминаний, документов мы начали составлять книгу.

Мы построили родовое древо Адельгеймов – каждая глава у нас начинается с тематической картинки, и вот глава первая, она называется «Что имеешь, то и несешь (подрубленные корни родового дерева)», и начинается с этого родового древа. Нам удалось установить предков отца Павла с XVIII века: имя первого приехавшего в Россию Адельгейма неизвестно, но совершенно точно известно, что он служил в Литовском полку капельмейстером, приняв вечное подданство Российской империи. И вот от него мы стали выстраивать древо отца Павла.

А затем идет глава о его детстве, об обретении веры. Ссылка, детский дом – мы даже нашли фотографию, на которой он в свои четыре года в детдоме, но она коллективная, мы не можем определить, кто из детей Павел Адельгейм. Но на фото его группа – дети в своих полосатых робах, как арестанты. Такая детсадовская арестантская группа… А Караганда была уже после, и обретение веры связано именно с этим местом. Старец Севастьян, который ныне канонизирован и причислен к лику святых, - с его благословения отец Павел и пошел в церковь. И мы думали, что дальше будет уже Киев, семинария, куда он поехал после этого благословения.

Но тут выяснилось, что до Киева был еще Новосибирск! Причем выяснилось случайно: мы обнаружилисвидетельство об окончании семилетки в Новосибирске. Там же, оказывается, он поступил в старшую школу. Это всё было уже после освобождения его матери (в пятьдесят третьем году «усатый откинулся»), её пригласили работать в Новосибирский театр, и сын поехал с ней. Именно там, в Новосибирске, он пошел прислуживать в кафедральном соборе. Когда в школе об этом узнали, его, естественно, выгнали. И он стал «шаромыжником» - пошел в школу рабочей молодежи, ШРМ. И я во всяком случае был уверен, что уж после Новосибирска начинается киевский период.

Но опять оказалось, что это не так: между Новосибирском и Киевом был латвийский Резекне, откуда он, наконец, попал в Киев, в котором полгода чистил колодцы, жил в какой-то неотапливаемой сторожке, а греться и молиться ходил в лавру. И только потом оказался в семинарии, откуда его изгнал господин Филарет (Денисенко). Дальше же пошли сведения, уже более известные широкому кругу: ему посоветовали ехать в Чернигов – говорили, что там рукополагают семинаристов. Но рукополагать изгнанного семинариста, сына и внука «врагов народа» - это надо было еще решиться. К тому же отец Павел не был женат, а монашество он для себя не рассматривал. Он, к слову, до этого побывал у старца Кукши в Почаевской Свято-Успенской лавре (это за Львовом), и тот тоже спрашивал: готов ли быть монахом? Отец Павел ответил, что не готов. И старец сказал ему: «Тогда иди, тебя ждет твоя вера». Вот после этих не понятых им слов отец Павел и поехал в Чернигов, где его не смогли рукоположить из-за того, что у него не было жены.

Он сидел в коридоре Черниговского епархиального управления, а на него пристально смотрел какой-то священник, который уже понял, что этому семинаристу нужна невеста. И пригласил отца Павла – тут недалеко, всего 200 км от Чернигова – есть хорошая девушка. Вот так Господь вел его к Вере. Они познакомились, большую роль сыграл дед Веры – Мыкола Максимович Охрыменко (это он жестко пресёк причитания вериной мамы: «Нехай иде, бита не буде, и кусок хлиба буде»). Прошли через все скандалы с комсомольскими организациями. Мать отца Павла Веру тоже принимать не хотела – деревенская девчонка, не успевшая закончить ничего, кроме школы. Но он сказал: «Либо она тебе дочь, либо я тебе не сын». И мать этот ультиматум приняла.

А затем начался ташкентский период, знакомство с отцом Борисом Холчевым, оказавшим очень большое влияние на отца Павла. Я только потом раскопал в архивах, что Холчев, оказывается, мой коллега – ученый-психолог. Он работал в Психологическом институте имени Щукиной, написал диссертацию и перед самой защитой поехал в Оптину пустынь, где старец ему сказал: «Написал диссертацию? А теперь всё брось и рукополагайся». И Борис Холчев пришел к своему научному руководителю, поставил его в известность о том, что защищаться не будет, материалы свои оставляет… Вот такие моменты всплывали на протяжении всей нашей работы: я пишу главу чисто, она практически готова, но тут находятся новые сведения, которые всё меняют, и приходится переписывать…

«Советский Союз никуда не делся»

Далее отец Павел служит в Ташкенте, заканчивает Московскую семинарию, после которой его уже рукополагают в священники (а был он до этого дьяконом) и дают приход в Кагане, где храм располагался в сарае кирпичного завода и в конце концов развалился. И отец Павел построил новый – все знают эту историю, за которой последовал его арест. Материал этого периода тоже всплывал очень неравномерно. Сначала мы пользовались воспоминаниями отца Павла, потом нашли в диссидентских журналах воспоминания защищавшего его адвоката Льва Абрамовича Юдовича, причем Вера Михайловна уверяла, что он профессор. Но как он мог быть профессором – адвокат по политическим делам, защищающий диссидентов? Да его близко даже к аспирантуре не подпустили бы!

Потом оказалось, что профессором он стал уже в Германии. Но, конечно, и в Советском Союзе это был очень грамотный, ведущий адвокат. Его воспоминания вошли в нашу книгу, хотя и не в полном объеме. Потому что книга и так росла как на дрожжах: я сначала думал, что страниц в триста уложимся. Потом их стало 400, потом 600, а когда добавились все документы и фото — оказалось, что это 800 страниц.

Сюда вошли воспоминания о тюрьме, о всех трех лагерях, которые прошел отец Павел. Все его последующие мытарства по стране, когда ему все архиереи отказывали, и он пошел в КГБ: «Сажайте снова, раз служить не даете». А еще в книге много стихов. Много материалов взято из его книги «Своими галазами».

И, наконец, псковский период: встреча с отцом Сергием Желудковым, который большое влияние на него оказал, а также встречи со всей московской философской религиозной группой и не только с московской. Нельзя было давать описание биографии отца Павла без этого социально-исторического фона.

Каждые две недели по мере готовности каждой главы я читал их своим сотрудникам. У нас много молодежи, и стало выясняться, что молодые люди не знают, например, что такое «тройка» НКВД или что это был за период гонений на церковь в период хрущевской оттепели. И поскольку таких вопросов от них было много, я понял, что все эти объяснения тоже надо вставлять в книгу. Вот встает вопрос: почему в православной стране произошла революция 1917 года? Почему к власти пришли большевики? Да потому что у большевиков идея была христианская! И структура созданного ими государства, она насквозь церковна: вера в светлое будущее, в коммунизм как рай на земле — было это? Было. Были крестные ходы, то есть демонстрации 7 ноября и 1 мая, где вместо икон и хоругвей носили портреты членов Политбюро и красные флаги. Были мученики за веру, были апостолы, были иуды. И нетленные мощи до сих пор лежат в мавзолее... Всё то же самое, но вывернуто наизнанку. А идея воспринимается! Такие вещи, как мне казалось, надо объяснять. На мой взгляд, даже девяностые годы нуждались в таких объяснениях, потому что я твердо убежден: Советский Союз, который тогда распался, на самом деле никуда не делся, мы никуда из него не вышли. Мы получили то же самое корпоративное государство с номенклатурной структурой, и это тоже надо было объяснять. Поэтому книга публицистична. Надо было объяснять, против чего протестовал отец Павел.

«Вот и вся книга»

В псковский период, естественно, вошли события, связанные с приездом в Псков митрополита Евсевия, начало их противостояния. И здесь тоже одной главой не обошлось, слишком много всего произошло, но много было и материалов, от которых пришлось отказаться, поскольку некоторые факты не доказаны, я просто дал ссылки на сайты, где есть эта информация. И, конечно, вошли события последних лет. Когда отца Павла лишили настоятельства в его храме — святых Жен-Мироносиц — мы все были просто в отчаянии. Я тогда написал письмо сразу двум президентам, тогда как раз был период такого междувластия, поэтому я написал Владимиру Владимировичу и Дмитрию Анатольевичу. Мы собрали подписи у питерской интеллигенции — человек 50, наверное, подписались. Я написал статью в еженедельник «Секретные материалы. XX век», которую поначалу не приняли, но потом все же опубликовали. А через месяц, как положено, из Управления делами президента мне пришел ответ, что мое обращение перенаправлено в администрацию Псковской области и в патриархию. Из администрации пришел ответ, что дело это внутрицерковное, а патриархия переслала мое обращение в Псковскую епархию. Евсевий не написал мне ни строчки, но прислал большой пухлый пакет с пасквильными письмами на отца Павла. Все эти материалы тоже вошли в книгу.

Уделили мы внимание и Уставу 2009 года, который окончательно уничтожал соборность Русской православной церкви, и борьбе отца Павла против этого. В книге есть его публицистика последнего периода — когда он, например, вступился вместе с очень немногими священниками за «PUSSY RIOT». Последняя глава называется «Жизнь вечная»...

В приложении — приговор ташкентского суда отцу Павла, материалы из «Благодатных лучей», из «Правды Востока», которая писала, что «этот Адельгейм зверствовал на оккупированных территориях», другие газетные материалы. Но самое главное — это проповеди отца Павла о семье. Это самое главное, в том числе с моей, профессиональной точки зрения, поскольку я занимаюсь семейной психотерапией...

Вот и вся книга: 24 главы, 356 фотографий, 56 стихов... Редактор мне звонила, говорила, что корректор не может читать: плачет на последней главе. А я как ревел, когда писал... Книга получилась и веселая, и очень печальная. Сейчас главное, о чем мы должны подумать, - о ее распространении. Потому что все вырученные средства пойдут в Фонд помощи Вере Михайловне — в том числе для обеспечения Маши.

«Каким должен быть человек»

Наверное, ни одна публикация в «Псковской губернии» об отце Павле (не те, в которых мы старались его защитить, а те, в которых мы рассказывали о нем) не обходилась без стихов петербургского поэта Елены Пудовкиной. Год спустя после утраты Елена Олеговна приехала в Псков, она также участвует в Адельгеймовских чтениях, живет в доме отца Павла:

- Я плохо помню даты... Думаю, что это было начало 80-х. К отцу Павлу меня привез петербургский поэт Олег Охапкин, с которым мы вместе работали на одной ленинградской котельной. Отец Павел произвел на меня огромное впечатление - я увидела священника и человека, с которым можно было говорить обо всем, не оглядываясь на его сан, не боясь открыться или обидеть. Мы с Олегом тогда молились о даровании нам духовника, и у Олега он появился — отец Петр из Стрельни, а я попросила об этом отца Павла. Но он считал, что духовничество, как и старчество, в наше время уже невозможно. Не согласился, не отказался, но я его считаю своим духовником.

И потом я много ездила в Псков, знакомила с отцом Павлом своих друзей. Мы говорили обо всем, но пересказать эти беседы я не могу. Для меня самым важным была атмосфера любви в его доме. Здесь, в присутствии отца Павла, становилось совершенно понятно, что «Бог есть любовь». Он очень легко помогал. И это было удивительно: ты живешь, запутываешься в своих проблемах, но приезжаешь сюда и... Даже рассказывать ничего не приходилось: в его присутствии само собой становилось на свои места, хватало нескольких слов, чтобы всё изменилось. Сейчас всё сложнее... Потому что практическая помощь и молитвенная от него была огромная.

Он был таким, каким должен быть человек. Если считать, что мы все призваны к святости, то отец Павел был воплощением этого призыва. И для меня было очень важно, что он слышал и понимал поэзию. Он показывал мне свои стихи и очень трезво к ним относился. Хотя отец Павел — это такая величина: за что бы он ни брался, всё равно будет хорошо. Он, возможно, не был поэтом в полном смысле этого слова, но что бы он ни делал — у него получалось. Получалось за счет масштаба личности, а масштаб этот был огромен.

«Судьба по следу шла за нами»

Максим Якубсон, режиссер фильма «Один день отца Павла», к Первым Адельгеймовским чтениям подготовил доклад «Церковная община в практике отца Павла»:

- После ухода отца Павла в течение всего этого года я участвовал во многих вечерах его памяти — в Твери, Архангельске, Петербурге. И мне показалось, что тема общины для него была самой главной, особенно в последние годы. Его представление о космосе прихода — это был его творческий замысел, а точнее Божий замысел, который он воплощал как священник, исходя из триединства — молитва, просвещение, милосердие. И вот был его замысел, и была реальность, которая так жестоко этот замысел разрушала. Я думаю, потому что он оказался слишком ценен, слишком важен, именно поэтому ему была объявлена война. Но ведь отец Павел в любом случае его реализовал - и в земном смысле, и в высшем христианском: не только чрез то, что создавал, но и через то, что терял. Я думаю, что созданное им утвердилось именно через утраты. Оно остается образом и образцом, который продолжает действовать как нечто существующее в вечности. Понятно, что нет ни приюта в Писковичах, понятно, что школа регентов в печальном состоянии, и нет той работы, которую он вел в Богданово. Нет того прихода Мироносицкого храма, каким он мог бы быть. Но остался образ этого всего и общины — так, как ее понимал отец Павел.

Но я не могу согласиться с теми, кто оправдывает эти потери тем, что они якобы освобождали отца Павла для чего-то большего. Лицемерить здесь нельзя, надо называть вещи своими именами. Господь насилия не творит, это дело людское, человеческое, «сил мира сего». И мы можем лишь надеяться на покаяние тех, кто был ответственен за разрушения созданного отцом Павлом.

Сам же он всегда восставал против насилия. Он понимал ценность свободы, и в христианском смысле этого слова. Он всегда защищал людей гонимых и не боялся жертвовать собой. И прекрасно понимал, что насилие никого к Богу не приводит.

Я недавно понял, что он начал вести «Живой журнал» в дни, когда был исключен из состава приходского собрания. Отец Павел воспринимал это очень трагично. Он тяготился своим непонятным статусом: священник в храме и исключенный из состава приходского собрания этого храма. Я готовился к дням памяти и всё отчетливее понимал, как он осознавал свое положение, в котором явственно была изгнанность и нарушение основ существования общины. Он всей этой ситуацией был поставлен вне общины, у истоков которой находился.

На вечере я покажу фрагменты второго фильма, о последних годах отца Павла и об общине. Его уход меня перевернул. В день смерти отца Павла я оказался с тем своим другом , который когда-то дал мне почитать проповеди отца Павла, изданные в Австралии Еленой Пудовкиной. Это был, наверное, 1990-й год, я не был крещен. Но друг мне сказал: вот посмотри, есть в этих проповедях какая-то особая сила, как будто человек обращается к себе. И действительно, я стал их читать, почувствовал, что очень хочу познакомиться с отцом Павлом. И зимой на Богоявление мы приехали в Псков, и отец Павел меня крестил. А потом было еще несколько встреч. Но о его жизни я узнал впервые через несколько лет, когда отец Павел приезжал в Петербург в музей Ахматовой. Только тогда я узнал его историю, и возникла идея фильма «Один день отца Павла». И это было счастьем. Потому что до этого мы специально и долго с ним не общались, я окормлялся больше у других священников, много путешествовал. Но вот так Господь управил, была мне дарована возможность близкого общения. И работа над фильмом стала нашей настоящей встречей.

Удивительно, что с другом, который впервые познакомил меня с проповедями отца Павла, мы виделись последнее время редко. И оказались вместе в день его смерти. Как у Тарковского: «Судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке».

Мы тогда очень остро почувствовали, как в реальности творится Святое писание, как входит отец Павел во многие дома, во многие души. В этом был какой-то момент рождения: через боль, муку, страдание, но мы чувствовали — что-то родилось.

Записала Елена ШИРЯЕВА