На рок-концертах люди больше не ищут ответов на важные вопросы
Окончание. Начало в № 11 (733).
А.С. (Алексей Семёнов): Процесс написания песни – как он менялся? Сколько вообще занимает этот путь от первой строки, от джунглей, которые возникают в голове, до последней строчки?
М.Б. (Михаил Борзыкин): Всегда по-разному. Иногда тяжело идёт, иногда быстро. Вот песня «Джунгли» довольно быстро пошла, потому что всё как-то сразу из одной строки дальше понеслось. А учитывая, что я находился в этот момент в джунглях и видел там заросшие бурьяном бывшие фешенебельные гостиницы – это было очень показательно. Всё это тщеславие, которое пожирает живая природа, и все эти амбиции человеческие, которые теперь гниют в бывших шикарных бассейнах, – это очень наглядно. А иногда бывает долго. И всё равно потом идёт работа, длительное дотачивание каких-то деталей. У меня не получается совсем уж быстро всё делать. Я начинаю себя критиковать по ходу дела, в том числе и за свои мелодические решения, что-то переделываю триста раз... Чаще всего это затягивается.
А.С.: Как известно, многие авторы устают от своих так называемых хитов. Публика их ждёт, а те, кто выходят на сцену, поют хиты только потому, что надо. У вас есть такое ощущение?
М.Б.: Иногда бывает, наверное. Но дело в том, что, к счастью, у нас не так много концертов. У нас это было в 90-е годы, когда у тебя по два концерта в день, когда плотный график гастролей. В последние десять лет мы существуем в таком расслабленном режиме. Это, в общем-то, довольно сознательно сделано. Конечно, больше было бы неплохо, но получается зачастую два, может быть, три концерта в месяц. Это максимум. А на самом деле по одному концерту в месяц – обычный вариант. Поэтому каждый концерт ты выкладываешься на полную. И не возникает этой усталости.
А.С.: Я точно знаю, что иногда мы бывали на одних и тех же концертах: на Роджере Уотерсе, например, на Depeche Mode… И догадываюсь, что это были для вас очень значимые концерты.
М.Б.: Да, да.
А.С.: А что вдохновляло вас тридцать с лишним лет назад, когда создавалась группа «Телевизор»?
«Телевизор», концерт 8 декабря 2011 г., клуб «Б2». Фото: Светлана Боброва
М.Б.: Мы все были меломанами и обучались в высших учебных заведениях. Так или иначе, это такая довольно кипучая среда по тем временам была. Мы умудрялись добывать информацию из разных источников, в том числе и из-за границы, в виде пластинок, каких-то новых записей. Пройдя путь рядового меломана, мы к 1983 году уже были ребятами, попробовавшими себя в каких-то маленьких коллективах. Стали фанатами рок-клуба, начали писать свои песни. Я вообще ещё со школы что-то пытался сочинять на русском языке. В этот момент появилось как раз целое новое музыкальное направление – новая волна, пост-панк. И нам показалось, что мы это можем сделать, именно в этом стиле. Нам это стало интересно, потому что это были другие выразительные средства. Появились синтезаторы, которых до этого не было вообще. Компьютерная революция началась. Пока это были музыкальные компьютеры, по крайней мере какие-то драм-машины… Это всё конец 70-х, а до нас это дошло только в начале 80-х. Новый звук, новый подход к аранжировкам, отсутствие традиционной блюзовости в гармониях, в вокале, потому что целые школы появились. И Боно, и Саймон Ле Бон из Duran Duran, и Depeche Mode, и The Cure – у каждого из их вокалистов была совершенно уникальная манера выстраивания вокальной мелодии, которой не было до этого ни в рок-н-ролле, ни в блюзе. Они пели такие интервалы… А у меня как музыканта сразу уши на макушке. И я понимал, что это очень интересно, и у нас этого никто так не делал. Аранжировка совершенно невероятной пустоты могла быть, но при этом всё равно это не мешало донести суть песни. Так вот эта простота и пустота, такая холодная, электронная, помогали создать новое настроение, которое мне так нравилось; и лаконизм, и ёмкость… Всё это вместе нас потрясло. Мы бегали за каждой новой пластинкой, слушали, что ж это ещё нового появится. И сами начали пытаться делать что-то похожее. Это такое время, когда в мире сотни хороших групп внезапно появились – и все они были больше из интеллектуальной среды. Раньше рок-н-ролл как бы старались маргинализировать. Старались его продавать как народную музыку. Хулиганско-рабочий клуб, музыкально-рабочий квартал – вот этого было больше. Хотя были, конечно, арт-роковые единицы, но их было немного, там, типа Genesis, Yes, King Crimson. А тут массово пришли какие-то люди – не совсем музыканты, но при этом из арт-среды. Интеллектуалы, скажем так. Это был свежий воздух, потому что они подошли нестандартно ко всему: они переварили весь рок-н-ролл и превратили его в совершенно новый звук, и совершенно новая палитра инструментов возникла в то время.
А.С.: У вас же до «Телевизора» была группа «Озеро»?
М.Б.: Была такая, да.
А.С.: А я вспомнил кооператив «Озеро», возникший через лет 15 после вашего «Озера».
М.Б.: Да-да-да.
А.С.: У вас не было на эту тему шуток?
М.Б.: Да нет. Дело в том, что мы уже подзабыли об этом, потому что в группе «Озеро», собственно, я только один и играл. Нынешний состав уже не знает, что это такое.
А.С.: А ведь они фактически позаимствовали, украли ваше название. Украли даже название!
М.Б.: (Улыбается.) Да… Вообще вот эта вся какая-то цикличность меня пугает, честно говоря, ну и в том числе кооператив «Озеро» и всё это… Как можно: 2015 год – а все они опять на шее! Да что ж такое-то!
А.С.: Но в каком-то смысле они всего лишь возвращаются к своим корням.
М.Б.: Да. Но я не ожидал, честно говоря, что и мы туда вернёмся. Переживать это всё заново тяжелее, чем раньше. Тогда мы как-то всё-таки были легкомысленнее. Меньше информации было, драйв молодой. В том смысле, что хотелось самоутвердиться: и девочкам понравиться, и при этом петь о чем-то важном для себя, и в то же время выйти на сцену в совершенно новом для себя амплуа. Это был такой обычный юношеский ажиотаж. А сейчас, конечно, всего этого не воспроизвести. Но мы всё время, так или иначе, мы пели о том, что свободу трудно чем-то заменить. Свобода должна являться основой социального устройства. Даже государственного устройства. А сейчас мысль Макаревича, что типа 30 лет прожиты зря, кажется мне очень актуальной.
А.С.: «Время накажет своих рабов».
М.Б.: Да.
«Телевизор», концерт 8 декабря 2011 г., клуб «Б2». Фото: Светлана Боброва
А.С.: Собственно говоря, каждое время наказывает своих рабов.
М.Б.: Да. Так вот это беда в том, что всё потом становится актуальным, но когда уже устал бороться – оно вдруг становится ещё более актуальным. Но это опять-таки о цикличности.
А.С.: В своё время усилиями Тарантино и прочих в 90-е годы саундтреки фильмов стали составляться из песен модных рок-групп. И, насколько помню, в фильме Балабанова «Брат 2» ваша песня «Ты на пути в Чикаго» присутствует.
М.Б.: В фильме её нет, но она планировалась. Но потом её заменили группой «Би-2», песней, по-моему, «Варвара» или что-то такое.
А.С.: Но в саундтреке к фильму она звучит. А ведь фильм-то очень специфический. У вас не возникало ощущения, что так быть не должно?
М.Б.: Тогда всё же это выглядело как невинная забава. Так казалось. Воспевание некоего жлоба, такого грядущего хама. У него тогда силы не было – у этого Бодрова-младшего, в смысле, я имею в виду, у героя. То есть он что-то там декларировал, но на фоне всеобщего веселья это казалось нестрашным. Но я, конечно, это отметил для себя. А потом, с годами становилось всё хуже и хуже… Я видел людей, которые на это подсажены: националисты, и эта «гнида чернож…я», и «За Севастополь ответите!» - всё это тогда начиналось… И я, конечно, понял, что этот фильм в этом смысле – как возбудитель заболевания, которое сейчас свирепствует. И, конечно, было бы, наверно, не очень приятно там в связи с этим находиться. Но я вообще для этого ничего не делал. Это режиссёр сам чего-то там отслушивал. А я узнал про это, когда уже фильм вышел в прокат, уже прошло два года. И мне сказали: «Слушай, а там ведь планировалась песня «Ты на пути в Чикаго». А можно мы её в сборник поставим?» Я говорю: «Я первый раз слышу, что она там планировалась, мне никто ничего не говорил». В данном случае, к сожалению, этот фильм явился образцом националистического воспитания для молодежи. Все его цитируют. Так или иначе, он несёт в себе эту державную мерзость.
А.С.: Вопрос по поводу сборника совершенно противоположного рода, но тоже в некотором смысле странного. О «Белом альбоме», том самом, не битловском, а который был два с половиной года назад в России…
М.Б.: А, Вася Шумов который делал?
А.С.: Да. В сборник вошло чуть ли не 300 групп разного уровня. Естественно, 300 хороших групп в принципе быть не может. Но там были очень известные имена: Евгений Хавтан, Александр Кутиков, Алексей Романов, Юрий Шевчук, Армен Григорян, Всеволод Гаккель, вы… И тогда у меня было ощущение, что вот если отобрать из этих трехсот десяток групп и устроить что-то такое более-менее масштабное, рок-н-рольное, по-настоящему серьёзное, то это будет действительно востребовано. Рок-музыка вообще влияла на умы, когда в конце 60-х боролись за мир во Вьетнаме. А сегодня это вообще возможно?
М.Б.: У всех тут свои такие огородики. Мы-то как бы аутсайдеры, на обочине сидим. А у других людей – налаженные бизнес-машины. И брать на себя лишнее, брать какую-то обузу в виде «Телевизора» - не всегда кому-то это интересно. Я и сам не напрашиваюсь. Можно было бы, конечно, напроситься, но у меня другой склад характера. А вообще мы организовывали фестивали в защиту Pussy Riot – там играл «Телевизор», «ДДТ» «Электрические партизаны» и ещё групп десять.
А.С.: За Pussy Riot даже Пол Маккартни и Питер Гэбриэл заступились.
М.Б.: При этом Борис Гребенщиков отказался, и я уж про Константина Кинчева не говорю…
А.С.: Но что такое какие-то Pussy Riot по сравнению с войной украинцев с Россией? Такая война в голове не укладывается. И при этом вполне благополучные музыканты, такие как Вячеслав Бутусов или Максим Леонидов, год назад вполне недвусмысленно на эту тему высказывались.
М.Б.: Сейчас я думаю, что они в антивоенном фестивале участвовать не будут. Мне кажется ситуация такая напряжённая, что можно оказаться «врагами народа». И эти ребята опять замолчали. Я ни одного не слышал. Они говорят, что там происходит что-то неприятное, но не расшифровывают.
А.С.: Но десяток-то групп наберётся? Шевчук, я думаю, вряд ли будет стоять в стороне.
М.Б.: Да, Шевчук – конечно, да, Шевчук – однозначно!.. Нет, наверно, можно…
А.С.: Тот же Гребенщиков в Киеве выступал – ни больше, ни меньше.
М.Б.: Так я тоже выступал в Киеве – за месяц до него, вы в курсе, нет? Четыре месяца назад. Мы там организовали фестиваль против войны. Там выступали мы и киевские группы – «Коллежский асессор» и «Лабиринт». Мы сделали такой фестиваль против войны. Прошло всё очень хорошо, так душевно, и погуляли по Киеву, так, чтоб почувствовать атмосферу…
А.С.: Ваши выступления, мне кажется, прежде всего важны вашим единомышленникам. Они сейчас сидят где-нибудь в соседнем кафе и говорят друг другу: «Мы одни».
М.Б.: Да, да, это конечно.
А.С.: А потом они приходят на проспект Сахарова или Болотную, где я видел вас вместе с Александром Липницким из «Зуков Му» и Глебом Самойловым из «Агаты Кристи».
М.Б.: Глеб Самойлов, который вроде как собирается, если я ни в чём не ошибаюсь, выступать в Севастополе.
А.С.: Он же с братом помирился?
М.Б.: Это был такой тур. Я так понимаю, ностальгический тур.
А.С.: Я видел по телевизору их интервью. Оба брата сидели на одном диване и не выглядели непримиримыми врагами.
М.Б.: Это ради концерта. Я тоже был удивлён, потому что общался с Глебом довольно долго.
А.С.: Насколько я понимаю, вы не обременены какими-то, так сказать, ипотеками.
М.Б.: Да, слава богу, я принципиально не беру кредитов, в долг не беру. В общем, как-то и без ипотек обхожусь. Люди с ипотекой – они вообще легкоуправляемые...
А.С.: Просто есть люди, которые не передвигаются по городу без какого-нибудь большого-большого автомобиля, а вы пришли пешком.
М.Б.: Но я вообще чаще - на велосипеде.
А.С.: Да, я ожидал, что вы приедете на велосипеде.
М.Б.: Я должен ещё шины накачать.
А.С.: То есть это для вас не просто раз в неделю проехаться, а что-то большее?
М.Б.: Я ежедневно его использую как транспорт, до ближайших каких-то там мест я на нём доезжаю. Вообще, по-моему, это совершенно нормально во всём мире, да и интересно, полезно, без пробок.
А.С.: Я несколько раз катался на велосипеде по вашему району. Это хорошее место, много парков.
М.Б.: Да, да, особенно Крестовский остров, Каменный остров и Елагин остров – три острова у Чёрной речки у метро. И там великолепно кататься! А когда ещё зелень… Там очень красиво, и там куча зданий ХVIII – ХIХ веков, все эти павильоны… Они создавались, конечно, для прогулок царей. Но в свое время там Пушкин, и Блок, и другие поэты гуляли, сочиняли, и всё это так или иначе чувствуется. Какая-то общая атмосфера. Вот эти три острова – они рядом находятся. Я там, собственно, в основном и катаюсь.
А.С.: Я думаю, что от этого очень сложно уехать надолго и залечь на дно, даже в Таиланде, в джунглях, где этого нет и быть не может.
М.Б.: Да, тяжело, тяжело… Хотя зимой, конечно, в парках на велосипеде делать нечего. Я зимой велосипедом не пользуюсь. Вот плюсовая температура пошла – тогда ещё как-то… Я не настолько фанатично предан велосипеду.
Д.К. (Денис Камалягин): Вы берётесь что-то предсказывать, что произойдет в ближайшее время? В каких-то песнях вы пытались предсказывать, да, немножко даже гипертрофировать, а в итоге реальная ситуация даже обошла то, что вы там обрисовывали. А вот сейчас вы что-то в голове представляете – или даже отказываетесь об этом думать?
М.Б.: Какие-то версии у меня периодически возникают, но переносить их на бумагу что-то не хочется совсем. Понятно, что этот наш «нацлидер» оказался гораздо более изощрённым, что ли… не то что изощрённым, а непредсказуемым и неожиданно, так сказать, с комплексом самоубийцы. Вот какое-то такое ощущение, потому что это ж надо умудриться так испортить отношения со всем миром за такой короткий срок … Когда каждый раз, когда я за границей говорил, что я из России, возникала пауза. Я общался с десятками, сотнями людей из разных стран. И всё время – сначала пауза, а потом что-то такое: «А, ну ладно». Позднее, когда начинаешь говорить, объяснять и возникают доверительные отношения, тогда они спрашивают: «Ну а как Путин-то у вас? Считаешь, что он сошёл с ума?» Я говорю: «Считаю». – «А, ну ладно, слава богу! А то русские такие приезжают: английского не знают, злые и ещё считают, что Путин прав. Хорошо, что есть другие русские». Такой вот подход. Всё это, конечно, очень печально. Поэтому я завязал временно с прогнозами. Я уже много раз попал в небо пальцем, когда говорил, что буквально два-три года – и всё это закончится. Вот два-три года прошли, а всё продолжается. В общем, не политолог я совсем.
А.С.: А спрогнозировать своё выступление в Пскове в обозримом будущем вы можете?
Д.К.: Мы от вас не отстанем.
М.Б.: Да в принципе я всегда за. Мы же периодически выступаем, бываем в Свердловске, Челябинске… В последнее время – всё меньше и меньше. Трудности организации приводят к тому, что местные организаторы не берутся. Мы как бы немножко пропали из поля зрения подростков. Таких подростков кто-то метко назвал «мёртвые чебурашки». Они слушают «Наше радио» и всё, что там им дают, - они на это ходят. А мы на «Нашем радио» не крутимся. Это очень простая схема. Одним словом, мы всегда за, но важно, чтоб человек, который организовал бы выступление в Пскове, был ответственным и мы могли обсудить с ним все детали. Просто так ехать в неизвестность не хочется. Очень часто возникает разочарование, и потом какое-то время вообще нет желания выходить на сцену - если концерт проходит прямо при пустом зале или при вялой, обожравшейся какой-то публике, которая совсем не наша, и непонятно, зачем она пришла? Нужно просто связаться и обговаривать детали с конкретным организатором. Периодически предложения приходят. Было приглашение из Пскова полгода назад. Мы поговорили, поговорили – выяснили, что они говорят: «Приезжайте, но клуб маленький, мы попробуем что-то собрать, но мы ничего не гарантируем». А в этой ситуации довольно сложно выступать. Это чаще всего означает, что организатор не будет особо и напрягаться в плане рекламы этого концерта, если он только не является бешеным фанатом (бывают и такие случаи) – тогда человек просто от себя, от семьи время отрывает, и у него что-то получается. А если он просто организатор местных концертов, то ему всё равно, сколько народа придёт. Хороший человек в данном случае не профессия.
А.С.: В своё время был золотой век оперы. Он закончился. Потом был золотой век джаза. Потом был золотой век рока. И он тоже позади. Если сейчас появляются новые группы, то они ориентируются на предыдущие периоды. Может быть, вообще эпоха рока закончилась? А теперь она перешла в копирование того, что уже было. Может быть, последовательность нот закончилась? Вы чувствуете это?
М.Б.: Конечно, чувствую! Вторичность вот эта – она сейчас, собственно, является способом существования музыки. Но это не только в музыке, по-моему. Просто берутся старые идеи, удачным образом компилируются. И все эти собиратели чужого сейчас являются творцами. Это как диджеи, например. Есть же диджеи, которые свою музыку пишут, а есть, которые чужую проигрывают. И сейчас вокруг эстетика диджейская и эстетика караоке, когда непрофессионал начинает петь под профессиональную аранжировку. Они слились и являются сейчас основой. Даже в маркетинговых исследованиях в рекомендациях радиостанциям написано: 80% новой песни должно быть взято из узнаваемого хита предыдущих времён, тогда эта песня становится хитом на радио. Это всё очень печально. По-моему, Артём Троицкий сказал, что личность в искусстве в этом смысле теряет некую актуальность. Самоэкспрессия, самовыражение личности не очень интересны потребителю, потому что он сам теперь певец, композитор. Тут у него караоке, здесь у него компьютерная программа, и он в принципе считает, что так может каждый. Но это, правда, такими волнами тоже ходит: в 90-х тоже была такая волна, которая смела отчасти нас в сторону. Это была волна беззаботности. Не надо, дескать, выпячивать свою личность, потому что ты таким образом демонстрируешь манию величия, и вообще, все рок-н-рольщики на этом повернуты, поэтому «No more heroes anymore», значит, как пели в свое время The Stranglers, по-моему? И группы типа Tequilajazzz, «Два самолета» начали исповедовать это… Мол, ребята, мы такие же, как вы, мы ничего не хотим сказать. У нас нет месседжа в принципе – просто красивая музыка или, там, бодрая музыка. Такой был период, я помню… Я тогда интересовался эстетикой международной электронной музыки – там тоже такое было. Сейчас опять это распространилось. Потребление как способ создания чего-то. То есть ты создаёшь только из того, что ты украл, грубо говоря. Это даже не интуитивная вещь, а вполне осознанная… Группа «Ленинград», например. Она давно это прочувствовала: просто берутся куски чужих произведений плюс куски чужих разговоров у пивного ларька, которые не являются собственно авторскими, и выдаются за некое творчество. И это очень успешно продаётся. Наверное, когда-то снова потребуется месседж, а пока запроса нет. Это, кстати, по поводу энергии: нет запроса на смыслы. Люди ищут смыслы в других местах – в литературе, наверно, ищут частично и, может, в общении с какими-то своими друзьями. Но в концертных залах, по-моему, в том числе и в рок-залах, больше не ищут ответа на вопросы. Поэтому приходит другая публика – для того чтобы отдохнуть. А раньше было по-другому.
А.С.: По сути дела такое же самое диджейство в плохом смысле возникло и в политике. Возврат к старому, в Советский Союз – в самые дремучие, чуть ли не сталинские времена.
М.Б.: Да, да, это постмодернизм такой.
А.С.: Мы берем 80% Сталина, 20% Брежнева...
М.Б.: Геббельса немножко туда…
А.С.: Это уже на вкус, в качестве приправы... И пожалуйста, узнаваемо. Человеку нужно нечто узнаваемое: Крым, тепло, «Артек», в котором человек, может, и не был никогда, но знает, что он есть.
М.Б.: Да, да… Самое главное, что они, очень многие эти «патриоты», – они в жизни Крым и не любили, и туда не ездили. Я вот вроде не «патриот», а ездил туда за последние 10 лет раз пять и очень любил Новый свет. И всё время задавал вопрос (до всех этих событий): «Хотите ли вы присоединиться к России?» Неизменно получал ответ: «Нет. Киев нам не помогает, тоже сволочи, но в Россию мы не хотим. У нас здесь своё». Проблем с языком не было никаких никогда. И вдруг вот выяснилось, что бедный, угнетённый Крым рвётся всю жизнь в Россию. Опять очередное враньё. Да, есть эта диджейская компиляция. Это вообще принцип постмодернистского коллажа. Я думаю, что он тоже изживёт себя когда-нибудь, как это произошло в конце 90-х, когда стало понятно, что – хватит, люди устали и от этого, нужно снова возвращаться к каким-то личностям, к каким-то посланиям. Сейчас 16-летние люди в Лондоне слушают Pink Floyd, и это радует. Хорошие вещи тоже возвращаются, но не всегда…
А.С.: В России Pink Floyd 16-летние тоже слушают. Я сужу по фан-зоне на шоу «Стена» Роджера Уотерса.
М.Б.: Да, они не просто это как-то переварили, а, учитывая, что они сейчас все знают английский язык с детства, они это всё перевели, поняли, о чём они поют. Иногда на наших концертах тоже бывает группа ребят лет по 13-14. Они приходят в гримёрку за автографами. Я им говорю: «А вы здесь как? С родителями?» – «Нет, без родителей». – «А что, родители «Телевизор» любили?» – «Нет, мы сами. В Интернете накопали, нарыли – нам понравилось, мы решили прийти». Благо есть такая возможность. Другое дело, что раньше это был зуд информационный, мы вытаскивали то, что получалось, но получалось, что вытаскивали не самое плохое. А тут в связи с разнообразием иногда диву даёшься: к чему только ни прикипают сердца наших бедных юных искателей музыкальной информации. Остановился на этом, а тут девушка позвонила – и всё, он любит теперь эту группу, а то, что группа копирует миллион, которые были до неё, он просто не знает. Это уже недостаток скрупулезности, что ли. Работа с информацией неправильная, наверно.
Подготовил Алексей СЕМЁНОВ
11.04.2015 группа «Телевизор» выступит в Москве, в клубе «Театр», а 18.04.2015 - в Петербурге, в клубе «Зал ожидания».