Летняя песня

Открывшаяся в Пскове художественная выставка – одна из лучших за последние годы

Я счастлив тем, что я родной
Любому майскому побегу,
Что светит солнце над страной
Медалью общей за победу.
Евгений Евтушенко. «Спасибо вам за тишину»

То немногое, что писали в советской прессе о художнике Алексее Аникеенке [1], можно пересказать с помощью газеты «Советская Татария». 67 лет назад там было напечатано: «И вот мы перед картиной Аникеенка «Осенняя песня». На первом плане тёмная сельская улица, болото. Несколько мрачных покосившихся домишек, тоже выполненных тёмными красками, и низкое небо в чёрных тучах. Вот и всё. Картина носит черты влияния буржуазного, формалистического искусства, изображающего жизнь тёмными мазками кисти… не следовало выставлять работу этого живописца, незрелого идейно и художественно». [2]

«Протащили по секции монументального искусства»

Алексей Аникеенок, 1964. Фото Рэмы Романовой. Архив Натальи Романовой. Казань.

Нехитрая мысль о том, что «не следовало выставлять работу этого живописца», возникала в головах разных влиятельных и невлиятельных людей регулярно. В итоге Алексей Аникеенок после того, как у него отобрали мастерскую, вынужден был покинуть Казань и переехать в незнакомый ему Псков.

О том, что было дальше, люди рассказывают по-разному. Один из организаторов открывшейся в июне 2015 года в Псковском музее-заповеднике выставки «Солнечный блюз» московский искусствовед и галерист Ильдар Галеев рассказал о том, что в Пскове к Аникеенку отнеслись «снисходительно». А когда Алексей Аникеенок попытался вступить в местное отделение Союза художников СССР – его «забаллотировали». И только за год до смерти, в 1982 году, «протащили по секции монументального искусства». То есть псковское руководство Союза художников Аникеенка всё-таки признало, но не как автора живописных полотен, а как автора витражей.

Рассказ Ильдара Галеева не всем псковским художникам понравился. У них была другая версия. Она заключается в том, что Аникеенка здесь «встретили замечательно» и в Союз «приняли практически единогласно».

При желании обе версии можно легко совместить. Всё дело в формулировках. Протащили или приняли? Сразу или не сразу? И что такое «сразу»?

Важно иметь в виду и то, что официальное отношение – это одно, а неофициальное – совсем другое.

Но существуют факты, которые уже никто не опровергнет. В Пскове Алексей Аникеенок появился на рубеже 60-70 годов прошлого века, а приняли его в Союз художников только много лет спустя – после того как он завершил витражные композиции в абонентском зале центрального псковского телеграфа на Октябрьском проспекте и в помещении 16-го отделения связи. 12 витражных композиций «Почта и связь в русской народной песне» были созданы в соавторстве с супругой художника Элеонорой Гинзбург (сейчас их увидеть нельзя – что-то замуровано, что-то просто исчезло после недавнего ремонта).

«Бюрократическая машина всё решала за народ»

Алексей Аникеенок. Бабы. Крик души. 1982.

Как однажды в школьной работе по истории написал о своём деде внук художника, тоже Алексей Аникеенок: «Он был прирожденный воин, который мог сразиться с врагом на фронте, с физическим недугом, с целой толпой чиновников от искусства» [ 3]. На фронте в Великую Отечественную войну Алексей Авдеевич Аникеенок сражался с 17 лет, а в мирное время обнаружилось, его представления об искусстве не совпадают с позицией многих чиновников и его коллег.

Искусствовед Наталья Салтан упомянула на псковской пресс-конференции, предшествующей открытию выставки, фамилию заслуженного деятеля искусств Татарской АССР художника Семёна Ротницкого [4], одного из тех, кто, по словам Натальи Салтан, способствовал исключению Алексея Аникеенка из Казанского художественного училища с формулировкой «профессионально непригоден». Оказалось, что работы Ротницкого в запасниках Псковского музея-заповедника тоже имеются и сравнения с работами Аникеенка не выдерживают («серые, безликие, заурядные холсты»).

Это отдельная тема: как воспринимают полотна разные люди. Тот, кто интересуется, тот может узнать, каким образом картина «Псковичи», она же - «Псковские партизаны» Ротницкого оказалась в музее изобразительных искусств из города Спрингервилла (США), и почему отдельные западные искусствоведы безапелляционно называют Ротницкого «классиком русского академического импрессионизма» [5]. Алексей Аникеенок этому бы очень удивился, но он не дожил до наших дней - умер в 58 лет в 1984 году от лимфолейкоза (при работе над витражами в Пскове ему часто приходилось соприкасаться со свинцом).

Нынешняя масштабная выставка картин Алексея Аникеенка, открывшаяся накануне 90-летнего юбилея художника, сопровождается цитатами, в основном взятыми из книги Николая Беляева «Поэма солнца». Таблички с цитатами висят рядом с некоторыми картинами. В частности, там приведены слова драматурга Романа Солнцева: «И я до сих пор не могу понять одного: что же такого антисоветского, что страшного видели – и не только чиновники, но и мы сами, любившие его… Откуда этот страх запрета, откуда эта такая сладкая жуть, которой нас охватывало, когда мы в его тесной каморке разглядывали эти картины…»

«Страшное» – в несогласованности. Аникеенок, судя по рассказам тех, кто его знал, был независимым человеком и не боялся идти на конфликт и делал всё по-своему.

«Бюрократическая машина всё решала за народ, что можно, а что нельзя… Кто ты такой? Нужно, чтобы тебя признали официально, - как написал член Союза композиторов СССР Лоренс Блинов. - Это было сознательное сокрытие красоты. Потому что другая требовалась красота. Иного порядка. Которая могла бы поддержать вот эту силу власть имущих. Больше ничего. И это, конечно, была трагедия художника, который шёл напролом, не связывая себя с этой силой».

Видимо, именно здесь и проходила невидимая граница, отделявшая советского художника от просто художника. Работы Алексея Аникеенка любого периода нельзя расценивать как гимны и как марши. Это было что-то другое.

Музыкальные сравнения уместны потому, что Аникеенок к тому же был ещё и профессиональный музыкант – саксофонист и кларнетист. Наталья Салтан считает, что «занятия музыкой в конечном итоге оказались благотворными. Основой его картин стали цветовые и линейные ритмы».

В день открытия отдельные картины Аникеенка мы рассматривали вместе с саксофонистом Аркадием Галковским. Он тоже поражался той энергии, которая от этих картин исходит. Почти у самого входа в первый зал висела картина «Саксофонист».

Как написал Ильдар Галеев: «Изображён был на ней человек абсолютно психоделического свойства, то ли блаженный, то ли сдвинутый по фазе… Всем своим естеством он выражал отрешённость и упоение музыкой. Его сардоническая улыбка и выпученные глаза с округлившимися зрачками выдавали персону неземную…»

Когда разглядываешь эту насыщенную красным и жёлтым цветами картину, то чувствуешь ту музыку, которую этот саксофонист должен был выдувать. Гибкие нечеловеческие пальцы прикасаются к клапанам. Эта джазовая импровизация похожа на импровизацию огня. Неизвестно, где он вспыхнет через секунду.

«Я ведь закончил казанскую консерваторию», - произнёс Аркадий Галковский и отправился к своему саксофону - играть. Почти напротив него висела картина, на выставке обозначенная как «Татарочки» (та же картина в изданном в Москве «Галеев Галереей» каталоге-альбоме называется «Татарские девушки»).

«Художник уже не смешивал краски на палитре»

Алексей Аникеенок. Лето. 1963.

Казанский период, несмотря на «Советскую Татарию», был наиболее плодотворным в творчестве Алексея Аникеенка. Отчасти это связано с самим городом, в котором тогда жили джазовые музыканты из оркестра Олега Лундстрема (с ними Аникеенок играл). Это был город, в котором кипела почти столичная жизнь с участием таких людей, как родившийся в Казани писатель Василий Аксёнов. Существовала Казанская школа живописцев, состоявшая, в том числе, из учеников фактически запрещённого в СССР модерниста-эмигранта Николая Фешина. Именно в Казани картины Аникеенка увидел пришедший в его мастерскую будущий нобелевский лауреат в области физики Пётр Капица. Капица сыграет важную роль в жизни Алексея Аникеенка. Определенно, что если бы не Пётр Капица и его казанский визит к Аникеенку, июньская псковская выставка 2015 года не состоялась бы. По совпадению и Аникеенок, и Капица умрут в одном, 1984-м, году.

Плодотворным казанский период был не только из-за пространства, но и из-за времени. Ранние шестидесятые годы с их «оттепелью» были годами художественных открытий. Относительная свобода, преодоление тоталитаризма привели к тому, что лучшие отечественные авторы вышли на новый уровень. Многим советским чиновникам радости от этого было мало, и «оттепель» закончилась очередными «заморозками».

Когда оказываешься на выставке картин Алексея Аникеенка, то мысли о «тёмной сельской улице» и «мрачных покосившихся домишках» приходят в самую последнюю очередь. Наоборот, большинство работ Аникеенка насыщены светом. На это Ильдар Галеев обратил особое внимание («жёлтый свет прорывался. Художник уже не смешивал краски на палитре»). Тёмный цвет остался в пятидесятых годах. Это сразу бросается в глаза.

Работы начала шестидесятых полны света, воздуха… Яркие лодки-лепестки. Красные дома. Красные автомобили. Красные деревья. Человек идёт за солнцем, а солнце – за человеком. Они находят друг друга. Что-то похожее есть в лучших, даже чёрно-белых, фильмах тех лет – Михаила Калика, Георгия Данелия, Марлена Хуциева… И в музыке тех лет это тоже ощутимо.

Не столь важно, что было на картинах Аникеенка изображено: марийская деревня, мухоморы, цветок алоэ, страда, спящая девочка, пастухи, гуси-лебеди, будёновцы или пионерский лагерь. Значительно важнее – как это сделано. Какие цвета легли в основу, и что в итоге получилось, и какое настроение навсегда осталось с нами.

Очевидно, что Алексей Аникеенок, когда брался за будёновцев или колхозников с косами, то импровизировал на тему. Он уходил от темы достаточно далеко, но не бросал её, а обыгрывал, переосмысливал. Так было и в казанский период, и в псковский.

Рядом с «Татарочками» висит холст 1978 года «Древний Псков». Покровский угол у Аникеенка изображён так, словно этот угол – с Покровской башней, стеной и храмом – грибница на солнечной поляне. У Аникеенка время от времени встречаются падающие, приплясывающие, разбредающиеся по сторонам дома. Центр тяжести неминуемо смещается (это происходит и композиционно, и с помощью цвета). Художник словно бы ищет новую опору. И находит её, нанизывая на свет новые образы.

В одном из писем Аникеенок написал: «К Пскову я так и не привык… Часто вспоминаю Казанское Заволжье. И все, что пишу для себя, – все идет от этих воспоминаний и эскизов картин, которые были сделаны еще в деревне за Волгой…»

В 2015 году можно сказать, что Псков к Аникеенку тоже пока ещё не привык. Но есть шанс, что наконец-то имя этого художника псковичи всё-таки узнают.

Во всяком случае открывшаяся в Пскове художественная выставка – одна из лучших за последние годы.

«Дорогой, которую избрал Аникеенок, не может идти художник социалистического реализма»

Алексей Аникеенок. Древний Псков. 1978.

Если сравнить упомянутых «Псковских партизан» Ротницкого с картиной «Конец войне» Аникеенка, то очевидно фундаментальное отличие. Два живописца – фронтовика совершенно по-разному видели войну. Ротницкий подчёркивает героизм, а Аникеенок – ужас. И там, и там изображены победители. Но победа не отменяет ужас войны, ужас всех войн. У Алексея Аникеенка мы видим (и слышим) крик победителей. И это именно крик ужаса.

У Аникеенка нет фотографического реализма. «Дорогой, которую избрал А. Аникеенок, не может идти художник социалистического реализма», - как было сказано в одной разгромной статье. И это правда. Никакого социалистического реализма, к счастью, у Аникеенка нет и в помине. Даже если на картину Аникеенка попадает газетный лист официальной «Псковской правды» (как на картине «Семья»), то получается совершенно неплакатная композиция. Все члены семьи сосредоточены на своём, сугубо частном.

Даже в самый свой солнечный период только красным и жёлтым светом Аникеенок не обходился. Не говоря уже о псковском периоде, когда он живописи вынужден был уделять меньше внимания. Одна из самых заметных (и страшных) работ псковского периода - «Бабы. Крик души». Темнота здесь прорывается. Но это уже не темнота «Пасмурного дня» и «Осенней песни» конца 50-х гг. На переднем плане - три женщины в платках. Гранёные стаканы, бутыль самогона… Морщины на лицах напоминают бревна на избах. Это не совсем люди – это дома, уходящий мир. Утопающий в самогоне и болоте русский деревенский мир, вызывающий крик, опять крик - крик отчаяния. Аникеенок кричал и не мог докричаться.

Так что нельзя сказать, будто Аникеенок погрузился в сказочный мир иллюзий и абстракций. Наиболее заметно это в «Кабацкой серии» в триптихе «Жизнь игрушек. Зеки. Голубой кабак» (1964-1978). Внимательно разглядывая этот триптих, можно написать целое сочинение про огромную страну, доверху переполненную святостью, ужасом и праздностью. Как это часто бывает с работами Алексея Аникеенка, на картине есть музыканты. И не только джаз-банд. К картинам Аникеенка впору подбирать звуковые дорожки.

В критических публикациях конца пятидесятых годов говорится, что Аникеенок якобы «зачёркивал в человеке всё светлое», «воспевал безнадёжность и уныние». Перечитываешь всё это и понимаешь, что советским критикам не угодишь. То им кажется, что на полотнах слишком темно, то слишком светло. Они всё время талдычат: «Так не бывает». Это идёт от неизбывного желания всё унифицировать – и действительность, и искусство. Всё, что выделяется – темнотой или светом – уже настораживает. А не влияние ли это «порочного Запада»? Ван Гога, например?

Одно время писали, что Аникеенок «воспевает, поэтизирует дремотность захолустья», указывая на «узость взгляда художника, пристрастие его к закоулочкам, дворикам, тишине глухих мест…»

Пристрастие к закоулочкам, дворикам и тишине глухих мест в другом случае могло бы расцениваться как похвала. Но не тогда, когда от художников партия и правительство ждали воспевания масштабных строек и создания парадных портретов.

Однако было бы неправильно рассказывать об Алексее Аникеенке как о художнике, которого постоянно гнобили и не давали ему развернуться.

В кругу интеллигенции (не псковской) он был фигурой заметной. Когда упоминают Аникеенка, то сразу же обычно перечисляют фамилии людей, в чьих коллекциях имелись его картины: Евгения Евтушенко, Андрея Сахарова, Николая Акимова… И, разумеется, знаменитого учёного Пётра Капицу - основателя и директора Института физических проблем. Именно он в середине шестидесятых устроил так, что выставки Аникеенка состоялись в Институте физических проблем АН СССР, в редакции журнала «Смена», в институте им. Курчатова и Новосибирском академгородке. Учёные оказались более расположены к современному искусству, чем «искусствоведы», которым мерещилась «поэтизация дремотности».

В итоге более ста работ Аникеенка стали собственностью Гатчинского института ядерной физики. Их институт купил в 1991 году у вдовы художника Элеоноры Гинзбург.

Последние лет десять сотрудники Псковского музея-заповедника (Наталья Салтан, Юлий Селиверстов, Наталья Ткачёва и др.) вели работу по передаче этих картин в псковский музей. В институте ядерной физики были не против передачи, но ведомственные барьеры удалось преодолеть только в начале 2015 года. Таким образом, живописное наследие Алексея Аникеенка с недавних пор – собственность Псковского музея-заповедника.

Посетители сейчас могут видеть не все работы Аникеенка, имеющиеся в распоряжении музея. Остальные либо реставрируются, либо просто ждут своего часа.

* * *

В той давней статье, напечатанной в ноябре 1958 года в «Советской Татарии», Алексея Аникеенка заподозрили в «страшном грехе» - в эстетстве. Корявым языком в тексте было сказано: «Ведь хаты Аникеенка напоминают кучи навоза, написанные грязной живописью. И мы выдаём это за новаторство, а ведь от таких работ прямая дорога к эстетству…»

Дорога к эстетству, как показало время, это не самая плохая дорога. Хотя прямой, судя по биографии Алексея Аникеенка, её назвать трудно.

Алексей СЕМЁНОВ

1. Алексей Авдеевич Аникеенок, (3.07.1925 – 22.05.1984). Русский художник. Родился в Детском Селе, жил в Стрельне, на станции Дно, в посёлке Юдино под Казанью, участник Великой Отечественной войны. Учился в Казанском художественном училище. После гонений казанских властей в 1969 году переехал в Псков.

2. См.: А. Семёнов. Диалоги с историей. Часть вторая // «ПГ», № 15 (637) от 17-23 апреля 2013 г.

3. Там же.

4. Семён Аронович Ротницкий (28 декабря 1915, Минск – 2004, Санкт-Петербург) – российский, советский живописец, заслуженный деятель искусств Татарской АССР, член Санкт-Петербургского союза художников (до 1992 года – Ленинградской организации Союза художников РСФСР). Автор монументального полотна «Псковичи» (1990).

5. См.: Н. Шергина. От бомжа до академика // «Российская газета», 14.11.2003.